История с одним мальцом

По-моему, тут из кухни, куда я ее загнал, выбежала на нашу возню хозяйка и попыталась было вмешаться — ей неловко было, что ее гостя вот так, с позором, тащат вон. Но Лобова шла как танк. Она знала, чем меня пронять. Если б она стала просто ругаться, я бы ответил ей презрительным молчанием. Проникнувшись серьезностью ее боевых действий, я обиделся тоже всерьез. За себя. Я подумал, что все-таки это не справедливо. Просто она не знала, что я вообще-то хороший. Я сам не люблю наглецов. И так никогда не делаю. А сейчас сделал, ну… по другой причине. Просто так получилось. У меня были свои причины. Но все равно же я хороший. Я подумал — не то она делает. Меня как будто наказывали за чужой проступок. А Лобова все волокла меня за руку к двери, причем старалась задрать мою руку повыше, чтобы я, действительно, не шел, а волочился по полу ногами…

А когда она выволокла меня на крыльцо, я вдруг сразу увидел и был поражен тем, как ярко вызвездило небо. Крупные, мелкие, средние — всякие звезды, звездная пыль очень густо усеяли темное, безлунное небо. Так много их никогда не было. Так ярко они никогда не горели. Это было какое-то их откровение в эту ночь. Увидев все это, я так резко остановился и дернул руку, что Лобова тоже остановилась и выпустила меня. Она, наверное, к тому же просто не знала, что дальше со мной делать. А я уже не обращал на нее внимания. Я одернул рубаху, заложил руки в карманы и стал расхаживать по двору, запрокидывая голову кверху. Значит, пока я там сидел в этой комнате за плотными шторами, они здесь так высыпали, думал я. И Лобова вдруг как-то выпала из сознания, неприятность забылась, а ярко освещенная электрическим светом комната с плотными шторами и жгуче белые звезды на жгуче-темном небе соединились в моем сознании какой-то невидимой нитью. И снова все стало значительным, все стало на свои места. Звезды были очень и очень близко… Мне даже стало немного не по себе и страшновато. Я не выдержал долго этого свидания и пошел прятаться к себе домой под крышу.

А Лобовой надо было отмстить. Я не мог этого дела так оставить. Она не смела меня трогать. Потому что мы с ней — люди разного уровня. Вот мы с женщиной, у которой я гостил, были людьми одинаковыми, а с этой нет. Она влезла куда не надо, и потому получилась такая галиматья. Это не обида даже — меня обидеть так невозможно, — а возмущение тем, что она вносит нам в жизнь беспорядок, чушь какую-то. Ее надо было наказать. Скоро представился и удобный случай. Сама она, конечно, на другой же день обо всем забыла и обращалась со мной как ни в чем не бывало. Она была настолько примитивна, что ей даже в голову не пришло, чтобы я мог иметь на нее зуб. Поэтому, когда она через пару дней зашла на минутку к моей матери поболтать, то никак не реагировала на меня (а я то весь напрягся при ее появлении!) и даже через некоторое время миролюбиво попросила меня принести воды напиться. Я побежал в кухню, налил в кружку воды, огляделся вокруг… поймал муху, пополоскал ее в кружке, потом вытащил ее, а кружку отнес Лобовой. Дикость, конечно. Но я подумал, что сделаю исключение из своей порядочности на один только раз, ради Лобовой. Жили мы, к сожалению, настолько близко друг к другу, что на этом война не закончилась. Снова и снова наши пути пересекались, она ловила меня на всяких мелочах и с деревенской простотой гоняла меня, пыталась шлепками и драньем за уши сделать из меня «человека». Снова и снова, впадая в бешенство, я мстил ей, и мне столько раз приходилось из-за нее отпускать себе грехи, что я уже стал опасаться, как бы не нажить себе больную совесть. Поистине, это был опасный для моего будущего, для моей идеи человек.

* * *

Я не воспринимал школу очень серьезно, понимая, что настоящее-то начнется уже после школы, и потому берег силы. Среди массы учеников и учителей я не выделял никого.

Я не выделял. Но меня-то выделяли.

Когда я учился в пятом классе, была там одна учительница средних лет, по фамилии Кузьмина, которая ко мне почему-то благоволила. Я к ней не ластился, да и она соблюдала дистанцию. Я, правда, постоянно чувствовал на себе ее одобрительный взгляд, чувствовал, что ей нравится моя манера держаться, мое поведение, мой характер. Но это были и все наши отношения.