История с манускриптом

Но в стане союзников не существовало единого мнения по этому вопросу, а было лишь одно соперничество. Князь А. Н. Голицын вспоминал, что во время последних совещаний перед занятием Парижа Александр Павлович делился с ним теми чувствами, которые овладели им в те минуты: «В глубине моего сердца затаилось какое-то смутное и неясное чувство ожидания, какое-то непреоборимое желание передать это дело в полную волю Божию. Совет продолжал заниматься, а я на время оставил заседание и поспешил в собственную комнату; там колени мои подогнулись сами собой, и я излил перед Господом все мое сердце». После этого Александр вернулся в салон, где шло заседание, и объявил о своем намерении идти немедленно на Париж. И союзники решили рискнуть: воспользоваться тем, что Наполеон был далеко, и идти на Париж, делая ставку на измену в Париже, которая отдаст им столицу раньше, чем император появится там.

Наполеон же узнал об этом лишь 28 марта, получив депешу от главного директора почт Лавалетта, и высоко оценил решение противника: «Это превосходный шахматный ход. Вот никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать». 29 марта Наполеон с армией пошел на Париж. Однако ее движение было настолько медленно, что он сдает команду начальнику штаба Бертье с приказом вести войска на Фонтенбло, и скачет один, без конвоя, на почтовых, в Париж.

Тем временем на северной окраине Парижа, у тогдашней деревни Ла-Вильет, между представителями союзных войск и защитниками Парижа было подписано перемирие. В это время император Александр находился в группе русских и австрийских военных на холме Шомон, что в северной части Парижа. Впрочем, предоставим слово Николаю Бестужеву, который находился рядом с императором в тот исторический день: «На горе Шомон, подле самого обрыва, обращенного к городу, стояли четыре человека… Один из четырех был высокого роста, плечист и чрезвычайно строен… Прекрасное белокурое лицо его было осенено шляпою с белым пером, на конногвардейском вицмундире была одна только звезда… это была душа союза и герой дня — император Александр…»

Бестужев рассказывает, что государь обратил «довольственный взор на Париж, как на приобретенную награду, как на залог спокойствия народов…». Узнав от флигель-адъютанта о том, что перемирие подписано, и французские войска будут выведены из Парижа до девяти часов завтрашнего дня, Александр сказал Барклаю: «Объявите моей гвардии, что завтра мы вступаем парадом в Париж, и что разница между нами и французами, входившими в Москву, та, что мы вносим мир, а не войну».

И все же неспокойно было на душе у Александра. Понимал он, что все еще зыбко и непредсказуемо. Знал он и силу Наполеона и дух его армии, находящейся на подступах к Фонтенбло, где уже находилась другая ее часть, знал он и о Мармоне, который со своей армией закрывает Париж от Фонтенбло и ждет приказов императора. Среди парижан тоже нет единогласия, и большинство видит в лице Александра I и его союзников врагов Франции. И в этой непростой ситуации Александр принимает единственное правильное решение: пытается привлечь парижан на свою сторону.

В то же самое время Наполеон, сломя голову, несется в Париж. В пути он узнает, что капитуляция подписана, и колонны союзных войск во главе с Александром I вступают в Париж. Город, охваченный паникой, быстро сменился восторженным приемом, оказанным русским войскам со стороны парижан. Это произошло после того, как российский император сообщил делегации парижского муниципалитета (которая прибыла в штаб-квартиру союзных войск, чтобы объявить о сдаче города), что он берет город под свое покровительство: «Передайте парижанам, что я не врагом вхожу в стены их города, а почитаю их только что за друзей. Я признаю среди них одного моего врага — Наполеона». После этого парижане бросились на улицы города, чтобы взглянуть на императора и его армию, которая с барабанным боем, музыкой и развернутыми знаменами входила в Париж. Их встречали толпы ликующих горожан, а русский император стал кумиром француженок. Александр сиял на своем серо-белом коне, когда-то подаренным ему Наполеоном, в ореоле блеска и славы. Он был великолепен по форме одежды и по той величавой осанке, которая ему была всегда присуща. Это был день свершения, это был его звездный час.