Читаем История русской семиотики до и после 1917 года полностью

"Русский ленивец нюхает воздух, не пахнет ли где "оппозицией". И, найдя таковую, немедленно пристает к ней и тогда уже окончательно успокаивается, найдя оправдание себе в мире, найдя смысл свой, найдя, в сущности, себе "Царство Небесное". Как же в России не быть оппозиции, если она таким образом всех успокаивает и разрешает тысячи и миллионы личных проблем" (Розанов В.Б. Опавшие листья // Розанов В.В. Сочинения: В 2-х т. — М., 1990. — Т.2. С.354).

"Волновали и притягивали, скорее же очаровывали — груди и беременный живот. Я постоянно хотел видеть весь мир беременным" (Там же. С.355).

Мы видим, что, наряду с принятыми для литературной коммуникации текстами, В.В.Розанов предложил непринятый в этом канале тип текста. Причем эти отрывки постоянно снабжаются дополнительными отсылками типа "За нумизматикой", "На транспаранте", "На извозчике". Они раскрывают контекст написания данных минитекстов. О первом сам В.В.Розанов писал, что при занятых глазах нумизматика оставляет голову работающей и в этот момент он записывает много новых идей. "На транспаранте" — значит на обороте одной из статей, над которой в данный момент работается. И т. д.

Читатель занимает при этом не самое главное место в подобной коммуникации:

"Ну, читатель, не церемонюсь я с тобой, — можешь и ты не церемониться со мной:

— К черту…

— К черту!" (Розанов В.В. Уединенное // Розанов В.В. Сочинения. — М., 1990. С.26).

Или: "А для чего иметь друга читателя"? Пишу ли я "для читателя"? Нет, пишешь для себя.

— Зачем же печатаете?

— Деньги дают.

Субъективное совпало с внешним обстоятельством.

Так происходит литература. И только" (Там же. С.78).

Тип письма, который избрал В.В.Розанов, допускает лишь краткие формы. Поэтому мы можем привести только подобные высказывания для иллюстрации интересующих нас проблем семиотики и коммуникации.

"Совершенство формы есть преимущество падающих эпох. Когда народ умирает — он оставляет одни формы: это — скелет его духа, его творчества, его движений внутренних и внешних. Республика, монархия — разве это не формы? Трагедия, эпос, "шестистопный ямб" — разве не формы? Не формы — Парфенон, как и девятая симфония? И, наконец, метафизика Платона или Гегеля? И вот почему, еще раз: когда народ оканчивает свое существование — формальная сторона всех им создаваемых вещей приближается к своему завершению" (Розанов В.В. Эмбрионы // Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. — М., 1992. С.225).

"Вся тайна православия — в молитве, и тайна быть православным заключается в умении молиться" (Там же. С.230).

"Самая опасная сторона в христианстве XIX века — это то, что оно начинает быть риторическим. Это заметно даже в стиле, даже у третьестепенных писателей. Нет апостолов — есть "галилейские рыбаки"; нет Иисуса Христа — есть "Божественный Учитель" (Там же. С.231).

"Есть люди с великими темами, но без слов; и есть люди с богатыми словами, но которые родились без темы" (Розанов В.В. Новые эмбрионы // Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. С.233).

"Первый из людей и ангелов я увидел границу его. А увидеть грани, границы — значит увидеть небожественность. Первый я увидел его небожественность. И не сошел с ума.

Розанов как семиотик-практик 127

Как я не сошел с ума? А может быть, я и сошел с ума" (Розанов В.В. Перед Сахарной // Розанов В.В.Религия. Философия. Культура. С.329).

"Мне и одному хорошо, и со всеми. Я и не одиночка и не общественник. Но когда я один — я полный, а когда со всеми — не полный. Одному мне все-таки лучше" (Розанов В.В. Уединенное // Розанов В.В. Сочинения. С.56).

"Всякое движение души у меня сопровождается выговариванием. И всякое выговаривание я хочу непременно записать. Это — инстинкт. Не из такого ли инстинкта родилась литература (письменная)? Потому что о печати не приходит мысль; и следовательно Гутенберг пришел совсем потом. У нас литература так слилась с печатью, что мы совсем забываем, что она была до печати и, в сущности, вовсе не для опубликования. Литература родилась "про себя" (молча) и для себя; и уже потом стала печататься. Но это — одна техника" (Там же. С. 54).

"В основании мира было две философии: философия человека, которому почему-то хочется кого-то выпороть; и философия выпоротого человека. Наша русская вся — философия выпоротого человека" (Там же. С.58).

"Душа православия — в даре молитвы. Тело его — обряды, культ. Но кто подумал бы, что кроме обрядов в нем нет ничего (Гарнак, дерптец-берлинец) — тот все-таки при всяческом уме не понял бы в нем ничего" (Там же. С.82).

"Сущность молитвы заключается в признании глубокого своего бессилия, глубокой ограниченности. Молитва — где "я не могу"; где "я могу" — нет молитвы" (Розанов В.В. Опавшие листья // Розанов В.В. Сочинения: В 2-х т. — Т.2. С.277).

"Я пришел в мир, чтобы видеть, а не совершить" (Там же. С.279).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное