Коммунистические фракции и ячейки после повышения, в рамках заветов Ильича, культурного уровня своих членов, в государственных учреждениях, в т. ч. высших – ЦИКе и Совнаркоме СССР, завоевали решающее слово только в 1920-е гг., чему объективно способствовала ликвидация попыток организационного обособления коммунистических фракций ВЦСПС и отдельных ключевых наркоматов от Центрального комитета РКП(б) в начале десятилетия. Только позднее, к середине 1930-х гг., Московский комитет и Московский городской комитет ВКП(б) (функционировал под началом МК с 1931 г.), воздействуя на государственный аппарат – вначале через коммунистические ячейки, затем партийные организации государственных органов, а потом (при необходимости) и непосредственно, даже принимали участие в формировании структуры наркоматов – напрямую согласовывая свои действия с «ленинским» ЦК[1567]. Не зря Г. Е. Зиновьев, еще оставаясь одним из формальных руководителей партии, заявил делегатам XXII Ленинградской губернской конференции РКП(б) 1925 г.: «ЦК указывает дорогу, а по ней должна уметь идти [к светлому будущему] каждая наша низовая ячейка»[1568].
Глава 2. «Ни один закон, ни одно постановление государственных органов не выходили […] без решения соответствующих партийных инстанций». Механизм власти СССР в 1930-е – начале 1990-х гг.
В Саратовском архивно-следственном деле Д. Б. Рязанова находится справка посещавшего квартиру одного из старейших российских социал-демократов агента НКВД СССР. В ней, в частности, приведено следующее высказывание Рязанова: «В партии до 1930 г. были фракции. То, что тот или иной член партии до этого времени принадлежал к какой-либо фракции, – вполне естественная вещь, судить за это – нелепость. […]