История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага

Когда бы можно было узнать, что делается в любом из четырехэтажных домов в том темном дворе, где обитали наши друзья Пен и Уорингтон, какой-нибудь местный Асмодей мог бы нарисовать нам любопытную картину. На первом этаже, к примеру, живет важный парламентский юрист, который что ни день ездит на званый обед в Белгрэйвию (и тогда его клерк тоже становится джентльменом, зовет в гости друзей и наслаждается жизнью). А еще совсем недавно он не имел ни одного клиента и голодал на каком-то чердаке здесь же, в Темпле; тайком перебивался литературными поделками; надеялся, ждал, изнывал, а клиентов все не было; исчерпал собственные средства и помощь друзей; унижался перед богатыми кредиторами, а бедных умолял потерпеть. Казалось, ему не избежать гибели, как вдруг - поворот колеса фортуны, и счастливцу достался один из тех баснословных выигрышей, какие можно изредка вытянуть в огромной лотерее адвокатуры. Немало более способных юристов зарабатывают в пять раз меньше, чем его клерк - тот самый, что год назад выпрашивал в долг ваксы, чтобы почистить неоплаченные сапоги своего хозяина. На втором этаже обретается, скажем, некий почтенный муж, который прожил здесь уже полвека, которого имя широко известно, голова набита книжной премудростью, а полки уставлены сочинениями писателей античности и знаменитых юристов всех веков. Все эти пятьдесят лет он прожил один и для себя, набираясь учености и приумножая свое состояние. Теперь, на старости лет, он возвращается по вечерам из клуба, где подолгу и со вкусом обедает, в пустую квартиру, где живет отшельником без веры. Когда он умрет, корпорация воздвигнет в его память мраморную доску, а наследники сожгут часть его библиотеки. Прельщает ли вас такая жизнь - сплошное накопление знаний и денег - и такой конец? Однако не будем слишком долго задерживаться перед дверью мистера Рока. Этажом выше живет достойный мистер Грамп, тоже здешний старожил, который, когда Рок возвращается домой читать Катулла, неизменно усаживается играть в вист с тремя неизменными партнерами одного с собой ранга, предварительно осушив с ними за обедом неизменные три бутылки портвейна. По воскресеньям все четверо мирно похрапывают в темплской церкви. Судебными делами их не загружают, но у каждого есть небольшой капиталец. Наверху, через площадку от Пена и Уорингтона, далеко за полночь засиживается мистер Пэйли: он с отличием кончил курс, был оставлен при своем колледже, а теперь до двух часов ночи читает и штудирует судебные дела, встает в семь часов, первым приходит на занятия и уходит лишь за час до обеда; а после обеда опять сидит у себя и до рассвета читает и штудирует дела и, возможно, слышит, как мистер Артур Пенденнис и его друг мистер Уорингтон возвращаются домой из каких-нибудь веселых ночных походов. Насколько же по-иному, чем его легкомысленные соседи, проводит время мистер Пэйли! Он не разменивается на пустяки: он только сосредоточил все силы недюжинного ума на овладении мало достойным предметом и, неотступно преследуя свою цель, изгнал из своего духовного мира все высокие мысли, все лучшие чувства, всю мудрость философов и историков, все думы поэтов; изгнал веселье, игру воображения, тихие раздумья, искусство, любовь, истину - ради того, чтобы изучить необъятный лабиринт законов, толкованием которых он намерен зарабатывать себе на жизнь. Когда-то Уорингтон и Пэйли соревновались за университетские отличия и шли почти голова в голову; а теперь все говорят, что Уорингтон попусту тратит время и силы, а Пэйли не устают хвалить за трудолюбие. Мы, однако, не беремся судить, кто из них лучше употреблял свое время. Первый мог позволить себе подумать; второму думать было некогда. Первый мог питать симпатии и оказывать услуги; второй поневоле был эгоист. Он не мог посвятить себя дружбе, ни сделать доброе дело, ни восхититься творением гения, ни загореться при виде красивого лица или при звуках нежного голоса - все его время и внимание поглощали юридические книги. Вне круга света, который отбрасывала лампа на его рабочий стол, все для него тонуло во мраке. Любовь, природа, искусство (в котором мы воздаем хвалу прекрасному божьему миру), были ему недоступны. Гася на ночь свою одинокую лампу, он ни разу не усомнился в том, что прожил день с пользой, и засыпал с чистой совестью и холодной душой. Но, встречая на лестнице прежнего своего товарища Уорингтона, он содрогался и обходил его, как злодея, обреченного на вечное проклятие.