История одной семьи

Предисловие к 3-му изданию

«Исправленное и дополненное издание» воспоминаний — совместимы ли эти понятия? Тем более, что в «Предисловии ко 2-му изданию» обещано ничего не менять в угоду моменту, «на чью бы мельницу при этом ни лилась вода».

Но жалко, во-первых, не воспользоваться последним, наверное, изданием книги перед тем, как рукопись магнитофонной записи «Рассказа матери» будет отправлена в архив, куда, по знакомству, обещано её принять, и не вернуть кое что из того, что по разным причинам было из неё при предыдущих публикациях изъято. Приходилось сокращать объём и жертвовать одним из многих рассказов о загубленной в лагерях жизни, и этот исключённый рассказ годами не давал покоя. А теперь его можно вернуть. Были, конечно, изъятия и по соображениям самоцензуры. Ведь даже и наступившая в России свобода не отменила опасности кого-то обидеть: ладно, если речь о явном провокаторе, кого назвать и при жизни было не жалко, хотя и у него есть жена и дети, но, если речь — о музе поэта, да ещё и пострадавшей, то можно ли рассказать нелестные для её памяти эпизоды? А старого генерала, которого «наши» завербовали в 21-м году в Берлине, воспользовавшись трудным его положением, но ничего он дурного не сделал, никого не предал, а только принял помощь от тех, кого и сам раскусил, и ходил с ними в ресторан «Медведь»? Нужно ли назвать его имя? Жалко! Хоть нет в живых ни его самого, ни молодой тогда его жены. Пожалуй, не назову и в этом, последнем издании.

Кое в чём я и раньше не соглашалась с Солженицыным, но теперь почувствовала: надо ещё о чём-то сказать, на что-то возразить. Ведь он приходил и расспрашивал моего отца и гостившего у нас старого лагерника. И то, что писатель из их рассказов взял, и как использовал — это ведь важно? Не хотелось бы попасть в стан его хулителей, но излишняя робость в вопросах чести — тоже ведь не почтенна.

Сноски, библиографические ссылки — прибавившиеся по сравнению с предыдущими изданиями, и обширный именной указатель, надеюсь, окажутся нелишними и для рядового читателя, и для историка, обогатят издание, увеличат доверие к изложенным фактам. Сожалею, что не о всех лицах, упомянутых в тексте и в указателе, удалось найти полные данные. Помещён в приложении новый большой раздел: «Наша лагерная переписка».

Кто-то удачно сказал, что наши недостатки — продолжение наших достоинств. Как положительные отзывы на книгу, так и упрёки её авторам, касались стиля — сдержанности изложения, некоторой его сухости. Изменить положение в целом невозможно — «стиль — это человек», но кое-что из не включённого прежде в текст — отдельные живые детали устного «Рассказа матери» — вернуть можно и нужно. Надеюсь, что и лагерная переписка послужит той же цели — раскроет перед читателем наши мысли и чувства, сделает нас ему понятнее и ближе.

Иерусалим, 2002

Предисловие ко второму изданию

В 1986 г. умерла Н. Улановская, моя мать, с которой вместе мы работали над этой книгой. Переиздавая её в Москве, мы с сыном сожалеем о том, что наши близкие не дожили до свободы в России. Мы уже побывали на родине, повидали друзей, с которыми когда-то, почти 20 лет назад, расставались без надежды на встречу.

Желая переиздать эту книгу ради памяти близких, я из уважения к этой памяти не стану переписывать их историю, отрекаться от прошлого, на чью бы мельницу при этом ни лилась вода. Если мать сказала: «белые обычно расправлялись очень быстро», я не выпущу этого в угоду тем, кто нынче белое движение идеализирует. Сделанные исправления, как правило, отражают фактические перемены, происшедшие с тех пор, как в 1982 г. вышло первое издание. Понятно, что стало возможным назвать почти все имена. Несколько изменённый рассказ о молодости моего отца — результат уточнений, внесённых родными, с которыми долго не было контакта.

Вместе с тем, считаю возможным расширить охват книги, включив большой кусок: записанную в 1978 г. беседу с А.Якобсоном, известным правозащитником и литератором, о его встрече в 1956 г. с нашей семьёй и другими бывшими узниками, о влиянии этой встречи и других факторов на формирование его взглядов, об участии его в правозащитном движении в Москве в 60-х — начале 70-х гг. и о решении уехать в Израиль. В том же 1978 году, в особенно острый момент душевной болезни, которой он заболел, приехав в Израиль, А.Якобсон покончил с собой. Жаль, что он не знал, как мы теперь, что разлука с родиной не навсегда.

Его рассказ с самого начала был задуман как часть семейной хроники (мы поженились в 1956 г. и разошлись в 1974), но не вошёл в 1-е издание книги скорее «по техническим причинам» — чтобы сократить её объём. Просматривая этот материал заново, приходишь к выводу, что хотя он недавно опубликован в сборнике памяти А.Якобсона[1]) он и здесь на месте, помогая ответить на вопрос, который люди в России часто задают друг другу: «Почему ты не живёшь, как все?»

Иерусалим, 1993.

Предисловие к первому изданию