История одной планеты

Нетрудно было предвидеть, что информационный «голод» рано или поздно толкнет астрономов на скользкий путь домыслов, спекуляций, фантазий. Так, в прошлом веке немецкий астроном Иоганн Шретер сообщил о будто бы виденных им горных пиках высотою в несколько десятков километров. А его коллеге Францу фон Груйтуйзену «привиделись» даже гигантские костры, свидетельствующие якобы о периодах повышенной активности венериан во время их религиозных праздников! Ни больше, ни меньше…

Но если астрономы не скупились на фантазии, то что говорить о философах, теологах, писателях!

В 1686 году вышли знаменитые «Беседы о множественности миров», принадлежащие перу французского мыслителя Бернара Ле Бове де Фонтенеля, «наиболее универсального гения своего времени», по словам Вольтера. Трактат написан в форме диалогов с очаровательной и чрезмерно образованной по тем временам собеседницей, маркизой Д., и является яркой пропагандой идей Бруно. Не забыл Фонтенель и обитателей Венеры. По его представлению, «они должны походить на мавров Гранады — такие невысокие, дочерна сожженные Солнцем, искрящиеся остроумием… очень влюбчивы… Большое внимание уделяют они Музыке и Поэзии». Далее Фонтенель уточняет, что Венера намного ближе к Солнцу и воздействие солнечной радиации там, следовательно, неизмеримо выше. А потому «Гранада, во всем своем блеске, — лишь Гренландия по сравнению с Венерой; что же касается ее обитателей, то ваши галантные и остроумные мавры выглядят по сравнению с жителями Венеры тупыми и неповоротливыми лапландцами…» В таком же приблизительно лирическом ключе рисовались венериане французскому писателю Жаку Анри Бернардену де Сен-Пьеру.

А потом начал стремительно набирать обороты мотор научно-технического прогресса. Наступил XIX век, век промышленной революции, век радио и точного подсчета всего и вся. Стали появляться изредка смельчаки, оспаривавшие тезис о том, что жизнь кишмя кишит на всех без исключения планетах Солнечной системы. В анонимном труде (его автором был английский ученый Уильям Уивелл), вышедшем в 1853 году, встречается примечательная фраза: «Верить, что Венера имеет поверхность, аналогичную земной… что этот мир заселен такими же людьми и пасущимися стадами, — есть не что иное, как упражнение в воображении, ничего общего не имеющее с теми сведениями, что дают нам телескопы…»

Впрочем, подтвердилось это много позже, в ту же пору точка зрения скептика не нашла еще сочувствия — «упражнения в воображении» продолжались, и количество самых невероятных фантазий росло из года в год.

Приведем поэтические строчки Анатоля Франса, хорошо выражающие общее романтическое настроение, ностальгию по братьям-инопланетянам:

Я вижу: первою встает над
               темной чащей,
На бледном западе струя свой
                 свет дрожащий,
Венера дивная, честь и краса
                           ночей.
…В ближайшей к нам звезде
         наш разум ищет разум.
Мы с вами, существа, невидимые
                          глазом!
Как нас вы славите, вас
                прославляем мы.
Так выйти хочется нам за
                  пределы круга,
Так жажда велика узнать,
             любить друг друга,
Так далеко душа лучи стремит
                         из тьмы!

И, наконец, пришла научная фантастика — юная, искрящаяся оптимизмом, жадная в поисках новых ощущений, новых тем и возможностей. Фантастика конца XIX века лишь расправляла плечи и со свойственной молодости верой в собственные силы полагала, что ей все по плечу. Позднее, как положено, пришли самоанализ, трезвость, соразмерность и опыт.

Вот мы и приблизились к собственно «истории Венеры». Истории литературной, вымышленной, но — истории, со своими закономерностями и этапами, переломами и курьезами.

Хорошая научная фантастика тогда только и хороша, когда — не странно ли? — достоверна. Речь идет не о деталях: любой вообще роман не претендует на педантизм отчета. Достоверность научной фантастики — в той внутренней самодисциплине и особой «инвариантной» логике (срабатывающей одинаково при разных «декорациях»), которые присущи подлинным мастерам этой литературы. А коль скоро у писателя есть талант, умение создать свой собственный, многосвязный и выписанный до деталей мир, и не только нарисовать его, но и заставить жить, эволюционировать, — вот тогда симпатии любителя фантастики завоеваны! И дальше вольно придумывать решительно все, что угодно… Желаете мир, в котором люди ходят на головах? Пожалуйста — не забудьте только про возможные (и даже вероятные) мозоли на затылках…