Глава 15 — Все самое ценное таит в себе боль
Пытаюсь вспоминать самые яркие моменты, чтобы эмоционально стереть тот гребаный день, когда она ушла от меня. Что со мной произошло? Никогда, даже в мыслях, я не позволял себе беспредел по отношению к ней. Нет, мы баловались садо, но это в удовольствие. Окей, бывало и не в удовольствие, но всегда контролируемо и рассчитанно. Что произошло со мной тогда?… Даже когда она переходила границы, ломала меня, провоцировала — сдавался ее жести, и она, практически сразу, тормозила. Если не тормозила, дистанцировался, ждал, пока опомнится. Я к этому привык. Мой болевой порог был очень высок. Что сломалось тогда? Не знаю… Если мужчина считает, что не способен ударить женщину, значит, он никогда не любил эту женщину больше, чем себя. Иногда невозможность выплеснуть переполняющие чувства превращается в удар. Как проявление этих чувств. Не помню происходящего, но очень четко, как сейчас, помню все, что чувствовал тогда. И то, что я чувствую, не позволяет опять писать ей.
Жду…
Опять жду разрешения.
Запасы бара стоит пополнить. Чувствую — пригодится. Люблю хороший коньяк. Она не выносит даже запах. Но мне не целовать ее губ. Бутылка Хеннеси пуста наполовину и не спасёт меня.
Не хочу вспоминать это. Не имею права не помнить. За то, что сделал, надо всегда отвечать. Я отвечаю. Шесть лет пустоты. Шесть лет разрывающих изнутри пожеланий ей счастья с другим. Я искупил? Ты простила меня, Женечка? Простила, не сомневаюсь. Как самому простить и принять это — вот в чем проблема. «Это» не существует для меня ни событиями, ни картинками, ни словами. В моей памяти — пробел. Существует только лишь в ощущении всепоглощающего самоуничтожения и горького удовольствия от закрытия выматывающего гештальта. Когда-то давно я читал Достоевского, «Идиот». Как четко он описал чувства Рогожина, когда тот убивает свою любимую Настасью. Умиротворение. Он явно знал, о чем писал. Я чувствовал это все в деталях. И это удовольствие я испытал. Это — как смерть после изнурительной, интенсивной болевой агонии. Смерть ценой уничтожения смысла жизни. Только после смерти я вынужден жить дальше. Меня обманули. И переживать это ощущение, или его приближение, каждое утро. Захватывающий ад…
Мне некуда торопиться. Медитирую на часы.
Коньяк заканчивается. Есть, конечно, еще и вино. Но вино после коньяка — это моветон.
На дне бокала последний глоток. Вдыхаю его запах. Отставляю в сторону.
Где ты так долго ходишь, моя девочка? Чем занята?… У тебя уже поздно.
Открываю интерактивную карту, ввожу адрес. "Академгородок. Камеры он-лайн…"
В округе их три. Две частные. Запаролены. И обе — рядом с твоим домом. Одна — на детскую площадку, вторая — на тротуар, магазин и кромку леса. Добавляю в закладки. Неадекватно? Несомненно.
Третья в доступе, но далековато. Смотрю на октябрь в Новосибирске. Это те места, по которым ты ходишь каждый день.
Хмуро. Вокруг лес. Сосны, ели, уже голые березовые стволы. Сквозь них просвечивают панельные и кирпичные дома. Ты всегда хотела жить в лесу. Наверное, тебе нравится это место.
Интерактивная карта позволяет имитировать прогулку по улицам.
Двигая курсором, гуляю между домами. Магазинчики, детские площадки… Обхожу твой дом. Вижу подъезд. Балконы… Жаль, что карта снята в прошлом году. Я не уверен, что ты жила тогда здесь.
Рука тянется к телефону.