История одной девочки

К весне, ко времени экзаменов, весь класс уже считал Сергея Михайловича лучшим преподавателем в мире и своим другом, а историю русской литературы — самым интересным предметом на свете. Экзамены, даже у отстающих, прошли отлично, и директор в присутствии всей экзаменационной комиссии выразил Сергею Михайловичу свою благодарность.

И вот тут-то и открылась причина расстроенного вида, с каким в последнее время часто приходил в класс Сергей Михайлович. На вопрос директора, не возьмётся ли он на будущий год вести занятия в двух классах, Сергей Михайлович ответил, что на будущий год его в Ленинграде уже не будет.

— Как это — не будет? Вы шутите? — почти закричал директор.

— Нет, я серьёзно говорю. Меня пригласили в Киев, где я долго жил, на кафедру истории всеобщей литературы. А так как Киев — родной город моей жены, то я не могу причинить ей горе отказом. Я уезжаю через пять дней.

Но уже через пять минут это печальное известие облетело всю школу.

В старшем классе, несмотря на блестяще сданный экзамен, воцарилось уныние. И Таня Вечеслова сказала с непреклонной решимостью:

— После Сергея Михайловича ни с кем заниматься историей литературы не буду!

Через пять дней весь класс провожал Сергея Михайловича.

Войдя в вагон, заставленный цветами так, словно в нём ехала балерина, Сергей Михайлович высунулся из окна и посмотрел на стоявших рядом Таню Вечеслову и Галю Уланову.

— Хорошо, что вы так дружны, — сказал он, — вы как-то друг друга дополняете. Мне кажется, что и дальше в вашем творческом пути будете друг другу помогать… А я так и не успел пойти на балет! Но видел вас, Уланова, в вашем ученическом спектакле, и, хотя я очень мало в этом понимаю, уверен, что у вас есть серьёзные и хорошие данные. Берегите этот дар, работайте над ним… Ну, что же сказать вам всем на прощание? — Он ласковым взглядом обвёл всю группу своих учениц, столпившихся у вагона. — Спасибо вам всем за доброе отношение! Не забывайте, если можете, о нашей краткой, но крепкой дружбе, приезжайте все в Киев и любите родную литературу! Вы пишите мне о своих занятиях, я всем буду отвечать… Ну, поезд трогается… Будьте счастливы!

— И вы! И вы будьте счастливы! Спасибо! — неслись дружные голоса.

И, высунувшись из окна, Сергей Михайлович ещё долго видел огорчённые лица и поднятые в воздух руки, махавшие платками и даже шляпами.

За время своих недолгих занятий с ученицами Театральной школы этот преподаватель сумел привить им настоящую любовь к русской литературе — любовь, которую многие из них сохранили навсегда.

ОПЯТЬ В ДЕТСКОМ СЕЛЕ

Спустя два года Галя и Таня опять увидели знакомые места Детского Села в одну замечательную ночь. В эту ночь первый раз в жизни Галя не ложилась спать.

Их отпустили на вечер к ученице, кончавшей школу. У её отца-железнодорожника был маленький домик между Павловском и Детским Селом.

Когда на ранней весенней заре Галя и Таня вышли из душной комнаты на маленький балкон, светлевшее небо засияло им нежными красками никогда не виданного до сих пор солнечного восхода.

Взявшись за руки, как в детстве, они сбежали со ступенек в росистую траву лужайки, над которой ещё дымился предутренний туман.

— Побежим? — сказала Галя.

— Побежим! Ты знаешь… угадай куда! — сказала Таня, как в детстве.

— Ты всю жизнь будешь загадывать! — засмеялась Галя. — Но я знаю куда: навестить нашу старую дачу. Угадала?

— Угадала!

И они побежали.

И оттого ли, что им всё-таки до изнеможения хотелось спать, или оттого, что они, городские жительницы, никогда ещё не видели утренней росы, в которой блестит, преломляясь, первый солнечный луч, — но они вспоминали потом эту ночь не как действительность, а как чудесный сон.

Дойдя до старой Юсуповской дачи, через шелковистые лужайки Павловского парка, через тенистые аллеи, ещё хранившие в глубине ночной сумрак, они перелезли через забор и остановились перед старыми башенками бокового корпуса.

В эти башенки им так и не удалось проникнуть, и теперь они возвышались, всё такие же таинственные, в первых лучах солнца.

Знакомые кусты сирени, ещё не давшей лист, и знакомые дорожки, и огромные пруды, и первое щебетание птиц, и даже самая дача с её овальным залом — всё это стало казаться чудесным сном перед надвигавшейся жизнью: перед новой работой в техникуме, который ждал их по окончании школы, и перед неизбежной борьбой за свою творческую личность — борьбой, которая уже начиналась и которая часто бывает тем суровее, чем ярче и необычнее это творческое лицо.

ВМЕСТЕ СО ВСЕЙ СТРАНОЙ

Бежало, торопилось время. Прошли и лето и осень, и наступил морозный январь. За окном вагона бежала назад мутная темь, и в ней проносились и гасли стаи красных искр.

Галя лежала с открытыми глазами и думала. Её удивляло, что мама наконец заснула. Нет, Галя не заснёт до самого утра.

Когда она умоляла маму взять её с собой в Москву, папа сказал:

— Ну что же, Машенька, по-моему, Галя права. Ей уже четырнадцать лет, и она может понять то, что произошло.