«…Прогерманский фашистский путч в Австрии, возникновение немецких объединений под знаком свастики практически во всех странах Европы и даже за океаном (особенно в Бразилии), очевидные связи национал-социалистических ассоциаций этнических немцев с Берлином, их агрессивные выступления в Саарской области, Судетах, Мемеле (Клайпеде) – все это уже задолго до войны формировало атмосферу недоверия и настороженности в отношении к местным немцам, которых берлинские власти именовали “фольксдойче”… Практика депортации и интернирования применялась в отношении немцев почти всех стран, подвергшихся агрессии Германии. Подобная же практика имела место и в Российской империи в годы Первой мировой войны… Что касается СССР, то фактов сотрудничества советских немцев с фашистской Германией накануне войны обнаружить так и не удалось.
В том, что такое сотрудничество не состоялось, определенную положительную роль сыграли факторы большевистской диктатуры: сильная идеологизированность советского общества, интернационализм как элемент официальной советской политики тотальный контроль “пролетарского” государства за всеми сторонами жизни каждого отдельного человека… Тем не менее неудачное начало войны, большие потери и быстрое продвижение войск Германии и ее союзников вглубь советской территории в совокупности хотя и с отдельными, но сильно раздражавшими советское руководство фактами пораженческих настроений среди советских немцев в тылу и сотрудничества с врагом на оккупированных территориях (эти факты постоянно докладывались в Москву), привели И. Сталина, руководство СССР к решению о выселении немцев сначала с территорий, над которыми нависла угроза захвата их противником, а чуть позднее и вообще со всей территории европейской части СССР…»
Так была решена и участь джигинских немцев. Могли ли они тогда понимать, что попали в сложный клубок причин и следствий, от них не зависящих? Вряд ли. Но как бы то ни было, они были немцами, а в условиях войны с Германией это звучало как приговор. И какое кому было дело до того, что об этой далекой Германии джигинские немцы имели довольно смутное представление? Подобное тому, какое представление имеет ребенок о матери, его родившей, но живущей где-то очень далеко. Может, образ ее складывается и вполне прекрасный, но холодный и почти неодушевленный. Нет, родиной своей они считали Джигинку. Ту землю, которую они теперь оставляли против своей воли, которую отрывали от своего сердца, от своей души. Где остались их дома, могилы их предков, остались надежды на счастливую жизнь. Все, все для них осталось на этой земле. И потому так упорно и неукротимо впоследствии, вынеся все тяготы жизни на чужбине, джигинские немцы будут стремиться вернуться на свое родное пепелище. Они готовы будут для этого сорваться с любого обжитого ими теплого места, преодолеть любые расстояния, трудности, препятствия, чтобы только вновь оказаться здесь, в своей Джигинке. Удивительно, но эту любовь в них ничто не смогло вытравить. Но к этой теме мы еще вернемся.