Я видел только руки, сумки, ноги. По стенкам переноски постоянно стучали и царапали – Павел прорывался в вагон. Какой-то палец залез в пластиковую ячейку, но тут уж я не сплоховал. Возмущенный мужской голос долго распространялся по поводу чертенка из переноски. А он сам виноват, и пальцы у него сигаретами воняют!
Грозная тетка в синем костюме наслаждалась властью над будущими пассажирами, проверяла билеты и отшугивала лезущих без очереди. Ее надраенные лычки пускали шаловливых зайчиков по серому перрону, заставляли жмуриться и протирать глаза. И тут она обратила взор на мою скромную персону:
– У вас кот привитый? Не лишайный? Блохами и паразитами не страдает? А то проводи потом после вас дезинфекцию.
– Нет, Кеша – домашний кот, на улицу его не пускаем, даже кастрировали, чтобы не рвался гулять! – соврал Павел.
Я понимаю, что он соврал из лучших побуждений, чтобы не было проблем с дальнейшими расспросами… Но! Это же надо так меня унизить! Пусть никогда больше не увижу эту тетку, но она может рассказать другим пассажирам, а те третьим – так и докатится до нашего двора, где я с малых когтей завоевывал авторитет. А нам ещё возвращаться! А дома ещё Васька… Нет, сидение в камере-переноске не лучшим образом сказывается на измученных нервах.
Наконец-то погрузились, и, честно говоря, я был в шоке от нашего Семена Алексеевича. Втащить три баула а-ля «мечта оккупанта» и при этом ни разу не вспомнить про тещу в матерном эквиваленте – это верх сдержанности. Хотя в глазах светились высказывания на сей счет.
Наконец наша семья смогла пробиться сквозь людскую массу, и оказалось, что в купе поедем не одни. Но о нашем спутнике, об этом вредном старике, я скажу позже. Сколько мы из-за него натерпелись…
Меня поставили на небольшой столик у запыленного окна, где я тут же состроил умную морду. Всегда грустно уезжать, даже если знаешь, что возвращение неизбежно. Хотя грусть возникла еще и от того, что давно пора прогуляться до ближайшей песочницы, но в азарте переезда об этом позабыли. С физиологией трудно спорить, все равно свое возьмет, но надеюсь, меня выпустят раньше её победы. Второго контейнера не взяли, так и придется ехать в одном… Очень не хочется вдыхать пары триумфа матушки-природы.
Понемногу перрон опустел, и провожающих вытолкали из вагонов. Наступила благоговейная тишина, как перед нашествием урагана. Через секунду послышалось шипение такой силы, что я не утерпел и стал искать взглядом роту котов, которым наступили на хвост. Не найдя искомых, я слегка успокоился, за что сразу же и поплатился – раздался ужасающий рев, словно у ненайденных мной котов, без заморозки отняли самое дорогое. Я хотел «пи-пи», но чуть не сделал «ка-ка»… В общем, не сделал, но испугался здорово. Даже подпрыгнул до потолка и чуть не скинул переноску со стола.
Ревом обозначился сигнал к маханию руками и платочками, к заверениям в вечной любви и огромном уважении, к перечислениям имен и фамилий, а также родственников, которым обязательно нужно передать приветы, в общем, к массовому психозу, какой бывает при отправлении поезда. Затем стол под переноской ощутимо дернулся, и платформа побежала прочь вместе с вокзалом и провожающими. Мы поехали… Павел наконец-то взял меня с собой в уборную. Жизнь понемногу налаживалась.
2
Наш спутник, сухонький старичок благообразного вида, забился в угол при виде Маргариты Павловны и, судя по испуганному виду, не собирался вылезать оттуда до конца поездки. На всякий случай, чтобы не рисковать. Прекрасно его понимаю. Хотя наша хранительница добра и нежна где-то глубоко внутри, а на вид воспринимается как предводительница амазонок, причем очень голодная и злая.
Меня насторожило – как он попал в вагон раньше нас? Основная толкающая сила, подобно ледоколу, оставила за бортом остальных пассажиров, и увлекла всё семейство за собой. Мы первыми просочились в вагон! Однако, когда Павел просунул мою переноску в купе, этот старичок мирно сидел и читал местную газету.
Вошедшая за Пашкой Маргарита Павловна сразу заполнила собой купе и если добавить к этому громкие приказы мужу, то ясно, почему наш сосед решил прикинуться наволочкой от подушки. Светлый парусиновый костюм из дореволюционной эпохи и субтильное телосложение позволяли это сделать. Длинный нос придавал старичку сходство с обиженной птицей. Этакий старик Хоттабыч на заслуженном отдыхе.
Вторым, после носа, интересным предметом являлась побрякушка на шее – амулет в форме звезды с множеством разноцветных лучей. Одни лучи короче, другие длиннее. Очень похоже на солнышко, каким его рисуют дети. Из центра пялилась нахальная морда кота, что сразу вызвало у меня симпатию к «парусиновому» типу. Правильный человек!
Как только вещи легли на верхние полки, Семен Алексеевич тут же обратил внимание на присутствие в купе постороннего предмета и по-партизански вложил его взглядом дражайшей половинке. Когда та не поняла, он тактично вымолвил:
– Маргоша, ты пока не переодевайся, мы тута не одни!