Читаем История Ности-младшего и Марии Тоот полностью

Наутро Коперецкий отправился в Крепость[35], но ему удалось поговорить только со статс-секретарем, которому он и доложил, что не получил пока ключа, обещанного министром внутренних дел. Статс-секретарь позвонил и послал своего секретаря к какому-то советнику узнать о судьбе ключа, а сам тем временем любезно побеседовал с Коперецкий (статс-секретарь был сердечный, добродушный человек). Затронув вопрос о смутном положении в комитате, он предупредил, что путь Коперецкого отнюдь не усыпан розами, однако падать духом не следует.

— Я буду осторожен.

— Это никуда не годится! И что это тебе в голову пришло? Ведь губернатор не что иное, как кусок министерской кожи, годный на ремни. Осторожным, дружок, может быть только министр внутренних дел, и вся его осторожность заключается в том, что у него есть губернатор. Ежели губернатор совершил умный поступок, это заслуга министра внутренних дел, а ежели натворил глупости, это ошибка губернатора. Поэтому разумнее всего, чтобы губернатор ничего не делал, спокойно покуривал чубук и все предал на волю волн. Венгрия становится страной донесений. Губернатор пишет донесения обо всех чрезвычайных событиях, и самый лучший губернатор тот, который меньше всего пишет донесений, а самый лучший комитат тот — из которого меньше всего приходит бумаг. Вот что ты, пожалуйста, намотай себе на ус. Ну и второе, то, что я сказал тебе… Был ты когда-нибудь исправником?

— Нет, не был.

— А я вот был, причем в те времена, когда еще не отменили «vigmti quinque solidos» [36], и видел, как устраивались провинившиеся: поверх штанов они надевали еще одни толстенные штаны. Так вот заруби себе на носу, что ты и есть те самые верхние толстые штаны министра внутренних дел.

У Коперецкого даже голова закружилась от этого разговора но тут, по счастью, вернулся секретарь и доложил:

— Ключ еще на той неделе был отправлен в «Английскую королеву» на имя бонтойского губернатора.

Ну, это и впрямь что-то роковое! Коперецкий помчался обратно к себе в гостиницу и потребовал ключ у портье. Тот поклялся небом, землей и светом своих очей, что никакого ключа не видал; все перерыл в своем закутке, но тщетно. Коперецкий со злостью рвал на себе волосы, не зная, как теперь поступить. Вытащил из портфеля все письма из министерства, которые портье отправил за ним вслед и которые дома он только пробежал глазами. И вот в одном из них он прочел теперь: «К настоящему прилагается ключ». Письмо лежало в конверте, а ключа не было. Они размышляли с Бубеником, от чего может быть этот ключ и почему министр придает ему такое значение. Может быть, это ключ от комитатской управы? Но ведь комитатская управа не заперта. А даже если что-то и заперто, пусть очень необходимое, — не может же это служить причиной тому, чтобы он не поехал в Бонтовар; слесаря небось и там можно найти!

А поэтому, покончив с прочими делами, они на другой же день с утра пораньше отправились на вокзал и в шесть тридцать выехали в Бонтовар!

До Баратхазы ничего примечательного не случилось, а там, как и договорились, к ним должен был подсесть Малинка.

На станции была уйма людей, и все они шумно кинулись к поезду. Трудно было узнать в толпе Малинку, но вдруг он появился с маленьким саквояжем.

— Сюда, сюда! — закричал своим каплуньим голосом Бубеник. Услышав его, Малинка вскочил в купе.

— Ну, наконец-то вижу хоть кого-нибудь! — радостно воскликнул губернатор. — Я едва признал вас в этом наряде. Вы в нем ни дать ни взять чистокровный аристократ.

Малинка был в новом черном сюртуке a la Франц-Иосиф и в великолепно отутюженных серых брюках.

— Мне пришлось заказать себе этот костюм, — оправдывался Малинка. — А то я уж больно неказист был с виду. Секретарь хоть внешне должен быть под стать губернатору.

— Вы поступили разумно, — согласился барон, — сам Ферен Деак сказал одному губернатору, который предстал перед ними в поношенной одежде: «Люблю, когда губернатор так и светится, но предпочитаю, чтобы светились не брюки у него на коленях».

Укладывая саквояжик на плетеную полку, Малинка повернулся спиной к губернатору, и тот с удивлением заметил, что на одной из задних пуговиц сюртука болтаются серебряные дамские часики на золотой цепочке.

— Но вот от чрезмерной роскоши лучше все-таки воздержаться, amice, — заметил он, — ведь даже герцог Эстерхази не поступает, как вы, даже у него не висят часы поверх сюртука. Впрочем, в «Казино» рассказывали, будто герцог Вестминстерский повесил в конюшне банкнот в тысячу фунтов стерлингов, причем в рамке. Но конюшня-то запирается, а ваши часы любой бедняк может стащить незаметно. Не спорю, в этом есть своего рода grandezza [37], однако при нынешних обстоятельствах я не вижу необходимости так носить часы.

Бубеник весело ухмылялся, а бедняга Малинка смущенно уставился на губернатора и инстинктивно схватился за задние пуговицы. Там и в самом деле болтались часики. Очевидно, в тесноте зала ожидания он случайно зацепил их пуговицей и выдернул из чьего-то кармана, когда нагнулся, чтобы поднять с земли свой саквояж.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература