«24 июня 1641 года. Некие люди из Хартфорда увели с выгона свинью и заперли ее просто по злобе или из-за другого какого пристрастия, и уморили свинью голодом в хлеве!
26 июля. Означенные англичане снова угнали принадлежащих Компании свиней с Сикоджокского выгона в Хартфорд; что ни день, осыпали жителей хулой, ударами, избивали с позором, какой только могли придумать.
Мая 20 1642 года. Англичане из Хартфорда, учинив насилие, перерезали путы у лошади, которая принадлежала почтенной Компании и паслась, стреноженная, на общинном лугу.
Мая 9 1643 года. Принадлежавшие Компании лошади паслись на земле Компании, когда были угнаны людьми из Коннектикута или Хартфорда, а пастухи были крепко побиты топорами и палками.
16. Опять они продали подсвинка, принадлежавшего Компании, свиньи которой паслись на земле Компании».[295]
О, силы небесные! В какое негодование должно было приводить каждое из этих оскорблений нашего философического Кифта! Письмо за письмом, протест за протестом, послание за посланием, на плохой латыни,[296] на еще худшем английском языке и отвратительном нижнеголландском наречии, посылал он неумолимым янки, но все было тщетно. И двадцать четыре буквы нашего алфавита, которые только и составляли – если не считать славного героя Ван-Корлеара, смелого трубача – регулярное войско, находившееся в его распоряжении, никогда не оставались без дела на протяжении всего его правления. Да и трубач Антони не уступал в пылком рвении своему начальнику, отважному Вильяму: как подобало герою и верному охранителю государственной безопасности, он при каждом новом известии извлекал, стоя на валу, из своей трубы самые зловещие звуки, повергавшие народ в сильнейшую тревогу и нарушавшие его покой в любое время дня и года. За это его очень высоко ценили и всячески ублажали – как мы ублажаем крикливых редакторов газет за столь же важные услуги.
Но вот события на востоке стали принимать еще более грозный характер. До тех пор – как вы могли заметить – провинцию Новые Нидерланды донимали главным образом ближайшие соседи, жители Коннектикута, в особенности
Однако примерно в 1643 году люди из восточной страны, населявшие колонии Массачусетс, Коннектикут, Нью-Плимут и Нью-Хейвен, собрались на великий совет; много дней пожужжав и поволновавшись, как политический пчелиный улей во время роения, они, наконец, создали могущественную конфедерацию под названием Объединенные Колонии Новой Англии.[297] Заключая этот союз, они обязались стоять друг за друга во всех опасностях и нападениях и сотрудничать между собой во всех наступательных и оборонительных войнах против окрестных дикарей, к которым, без сомнения, были причислены и наши досточтимые предки с Манхатеза. И чтобы придать союзу больше силы и организованности, каждый год должен был собираться общий съезд или великий совет, состоявший из представителей всех провинций.
Получив сообщение об этом могущественном союзе, пылкий Вильгельмус пришел в крайнее уныние и впервые в жизни забыл разразиться бранью, услышав неприятную новость, – что, по рассказу одного почтенного историка той эпохи, было особо отмечено глубокомысленными политиками Нового Амстердама. Дело в том, что губернатор, перебирая в уме все прочитанное им в Гааге относительно союзов и объединений, пришел к выводу, что великий совет английских колоний был точным подобием знаменитого совета Амфиктионии,[298] благодаря которому греческие государства достигли такого могущества и верховенства; от одной мысли об этом сердце в нем затрепетало, испугавшись за безопасность его владений на Манхатезе.