Когда я думал о том, что наша знаменитая провинция, несмотря на все значение, какое она имеет в глазах ее жителей и ее историка, на самом деле, как это ни печально, не обладала достаточными богатствами и не представляла других приманок, чтобы вознаградить за хлопоты напавших на нее соседей, а сама она, ввязавшись сдуру в войну, могла рассчитывать только на то, что ее здорово отдубасят, – когда я мысленно взвешивал все это, я приходил в полное отчаяние, не надеясь встретиться в своем повествовании ни с битвами, ни с кровопролитиями, ни с другими бедствиями, которые придают народу значительность и которые оживили бы мой труд. Я смотрел на эту любезную моему сердцу провинцию, как на несчастную девушку, которую небо не наделило достаточным очарованием, чтобы побуждать порочных мужчин к дьявольским посягательствам; у нее нет ни жестокого отца, чтобы притеснять и угнетать ее, ни гнусного соблазнителя, чтобы похитить ее, и у нее не хватает ни силы, ни смелости, чтобы по собственному почину разыграть героиню и отправиться на «поиски приключений». Короче говоря, она была обречена прозябать в тихом, спокойном, безнадежном, грустном до слез состоянии девственности и наконец умереть в мире, не оставив в наследство библиотекам для чтения, этим хранилищам сентиментальных горестей, ни одного несчастья и ни одного посягательства.
Но благодаря моей счастливой звезде судьба решила иначе. С некоторыми странами происходит то же самое, что и с кое-кем из людей, любящих вмешиваться не в свои дела: они с изумительной легкостью попадают в затруднительное положение, и, как я всегда замечал, особенно часто попадают те, кто меньше всего способен выкарабкаться. Причина тому, без сомнения, чрезмерная
Не стану входить в подробности тех прискорбных грабежей и вторжений, которые еще долгое время после победы на Делавэре продолжали оскорблять достоинство и нарушать покой нидерландцев. Никогда перо, со славой служившее мне для изображения чудовищной битвы при Форт-Кристина, не унизится до описания жалких пограничных ссор и стычек, а историк, обративший в бегство могучего Рисинга с его ордой и завоевавший всю Новую Швецию, не будет обречен сражаться для защиты свиного хлева или курятника и вступать в позорные препирательства со скваттерами и грабителями! Да не допустят музы, чтобы Никербокер когда-либо дошел до того, чтобы позабыть свой долг по отношению к предкам и к самому себе!
Достаточно поэтому вкратце сказать, что непримиримая враждебность восточных соседей, проявлению которой столь чудесным образом помешали, как должны помнить мои читатели, неожиданное распространение колдовства и раздоры в совете Амфиктионов, теперь снова проявилась в тысяче безжалостных набегов на рубежи Новых Нидерландов. Не проходило почти ни одного месяца, чтобы маленькие голландские поселения у границы не были встревожены неожиданным появлением толпы захватчиков из Коннектикута. Они смело двигались по стране, как могучий караван в пустыне; женщины и дети ехали в повозках, нагруженных горшками и котлами, словно собирались сварить живьем честных голландцев и съесть их как омаров. Вслед за повозками шла шайка длинноногих, худощавых мошенников с топорами на плече и тюками за спиной, твердо решивших
Все эти наглые посягательства на владения Высокомощных Господ сопровождались, как указывалось выше, бесконечными грязными ссорами, драками и распространением обычая спать не раздеваясь в одной постели. Все это, без сомнения, побудило бы доблестного Питера к немедленному отмщению, не будь он в это самое время встревожен печальными известиями от мингера Бекмана, управлявшего владениями на Саут-Ривер.