История - нескончаемый спор

Расширение исследовательских горизонтов, уже не довольствующееся анализом творчества выдающихся авторов Средневековья, все вновь и вновь подводит современных медиевистов к мысли о том, что за торжественным фасадом официальной культуры и религиозности скрывался другой пласт мировосприятия. Представления средневековых людей, сплошь и рядом далеких от античной и христианской учености, представления и верования, кажущиеся сбивчивыми и противоречивыми, образовывали неиссякаемый источник как фольклорного творчества, так и фантастических построений, подобных тем, которые развивал фриульский мельник Меноккио в конце XVI в. (К. Гинзбург)[528]. Культура «немотствующего большинства» еще только начинает приоткрываться перед взором медиевистов, но становится все более неоспоримым тот факт, что ее изучение рано или поздно поставит науку перед необходимостью заново осмыслить духовную жизнь Средневековья в ее целостности.

Констатируя многочисленные и многообразные явления средневековой религиозной жизни, наподобие вышеприведенных, известный французский историк Жан Делюмо в свое время решился на следующее утверждение: представление о «христианском» Средневековье есть не более, чем миф, созданный учеными и мыслителями Нового времени. Более или менее интенсивная христианизация населения Европы сделалась возможной, собственно, только в результате Реформации и Контрреформации[529]. Следовательно, средневековая Европа была скорее дохристианской, нежели христианской… С этим парадоксальным тезисом выдающегося исследователя религиозной и эмоциональной жизни людей той эпохи едва ли можно согласиться. Европа в Средние века была христианской хотя бы уже потому, что ее население обычно признавало (если отвлечься от сектантства) духовное лидерство папства, церкви, духовенства и монашества; независимо от образованности эти люди посещали храмы Божьи, присутствовали при отправлении религиозного культа, были способны вытвердить «Pater noster» и «Ave Maria» и более или менее регулярно исповедовались. Другое дело, насколько они были способны интериоризовать учение Христа и подчинить свое поведение заповедям Нагорной проповеди. Поверхностно усвоенное христианство они сочетали с анимистическими и природными культами и магическими практиками, со своего рода политеизмом, который, как мы видели выше, выражался во множественности культов святых. Иными словами, христианство большинства населения Европы отличалось глубоким и несомненным своеобразием, и в этом-то и состоит одна из наиболее существенных проблем современной медиевистики: как перейти от недвусмысленных теологических истин, доступных преимущественно элите, к реальному содержанию религиозных представлений всей массы средневековых европейцев?

Если значительная часть медиевистов XIX и XX столетий воображала себе духовный универсум людей Средневековья как космос[530] — благоустроенное и непротиворечивое целое, — как своего рода книгу или картину, то ныне в сознании ряда исследователей возникают понятия «амбивалентности», «карнавала» и «гротеска». Средневековье приоткрывает перед нашим умственным взором иное свое лицо, созерцая которое, историк склонен говорить уже не о «космосе», а скорее о «хаосе».

* * *

Намечающееся ныне новое понимание социальной и духовной природы так называемого средневекового общества диктуется методологией и эвристическими принципами исторической антропологии. Соответственно, в центр исследований медиевистов этого направления со все большей настойчивостью выдвигается проблема человеческого индивида.

Считается, что в силу специфики средневековых источников историк чрезвычайно редко в состоянии добраться до индивида, тогда как отпечаток коллективного сознания так или иначе несут на себе самые разные категории памятников. Если мы можем застать индивида Средневековья «наедине с самим собой» не так часто, как это было бы желательно, то в группе — в монастырской братии или в замке сеньора, в цехе или гильдии, в городской или сельской общине, в еретической секте или на народном празднестве — он может быть обнаружен.