История - нескончаемый спор

Я ограничусь только одним примером. Определяя, что такое история, обычно подчеркивают: история — это движение, процесс непрерывного развития. Казалось бы, правильно, но для того, чтобы это утверждение было вполне верным и обоснованным, т. е. опирающимся на конкретные знания, нужно иметь в виду, что не менее существенным фактором истории была статика. Пока историки концентрировали свое внимание на истории Европы, в их сознании доминировала идея эволюции, поступательного развития, смены различных социальных и политических образований. Естественно, что история мыслилась как динамический процесс. Но когда бок о бок с историей стран Запада сложились такие направления, как этнология и социокультурная антропология, изучающие жизнь традиционных обществ, видение истории не могло не измениться. В «холодных» обществах нет ощущения постоянной изменчивости и динамизма, в сознании принадлежащих к ним людей доминирует «миф о вечном возвращении». Эти общества, как правило, воспроизводят себя на прежней основе, они малоподвижны, и их функционирование скорее можно описать в терминах гомеостаза, консервации «изначальных» структур, нежели динамики. Тип развития Европы оказался не правилом, а исключением. Но в таком случае и в самой истории Европы, вероятно, следовало бы обращать внимание не только на эволюцию, но и на состояния равновесия и неизменности. Я имею в виду как прерывность исторического развития, в ходе которого возможно изменение его темпов, так и многоуровневость самого этого исторического движения. Дело в том, что в одну и ту же эпоху в разных пластах социально-исторического процесса приходится констатировать разные формы протекания времени. На это обстоятельство со всей определенностью указывал Ф. Бродель, отмечавший существенное различие между «временем большой длительности», характерным для уровней экологии и экономики, временем социальных изменений и «нервным, коротким временем» политических событий. Время большой длительности (la longue durée) — это время малоподвижное, связанное скорее со статическими состояниями, нежели с теми динамическими процессами, которые обычно прежде всего привлекают мысль историков. Под поверхностью быстрых политических изменений подчас скрываются менее заметные стабильные структуры. Старые модели поведения, казалось бы, преодоленные новым развитием, могут вновь и вновь обнаруживаться на последующих стадиях истории. Исследователи едва ли вправе упускать из виду эту диалектику исторического развития, его неподвластность линейной, векторной эволюции, его своеобразие и многоуровневость в каждый данный период.

«Апория» исторического знания, констатируемая Г.С. Кнабе, действительно имеет место. Для ее преодоления, хотя бы частичного, современными историками выработаны такие подходы к источникам, которые присущи определенным направлениям исторического исследования.

Я позволю себе обратить внимание высокочтимого коллеги на такие направления современного научного поиска, как «история повседневной жизни», «история частной жизни». Достаточно упомянуть «Histoire de la vie privée», изданную в 80-е годы под редакцией Ф. Арьеса и Ж. Дюби, или серию «Medium Aevum Quotidianum», публикуемую австрийскими учеными и насчитывающую уже несколько десятков выпусков. Ученые, работающие в рамках указанных направлений, сосредоточиваются не на глобальных социальных, экономических и политических процессах, а на приватных, на первый взгляд, малозаметных феноменах, связанных с бытом и повседневностью человеческого существования. Представители всех этих направлений, несомненно, в той или иной мере ощущают те трудности, на которые указал Г.С. Кнабе, но ищут выходы, оставаясь на почве исторического исследования, не подменяя своей профессии профессией беллетриста.

Историки ментальностей концентрируют свое внимание на эмоциональной жизни людей, не являющихся выдающимися историческими деятелями, на присущих им системах ценностей и образе мышления, определявших в свою очередь их индивидуальное и социальное поведение. Перерастание истории ментальностей в историческую антропологию, несомненно, связано с резко выросшим интересом к человеку — к любому человеку во всех проявлениях, которые так или иначе зафиксированы в исторических памятниках.

Акцент на «апории» исторического познания, делаемый Кнабе, не отвечает реальной ситуации в нашей профессии. Проблема, представляющаяся мне центральной и наиболее тревожащей, состоит в другом.