Читаем История - нескончаемый спор полностью

Историки Школы «Анналов» заставили нас взглянуть на проблему под иным углом зрения. Сомнение внушает не сам по себе подобный подход, а его достаточность. И в дальнейшем историк будет пользоваться собственной понятийной матрицей. Но возник вопрос: осмыслялись ли все подобные понятия и категории людьми прошлого точно так же, как ныне? Достаточно было задаться этим вопросом, как перед историками открылось новое необъятное поле для исследования. Ибо немедленно стало ясным, что в разных обществах и в различные эпохи время и труд, личность и государство, свобода и вера имели неодинаковый смысл, что их содержание менялось в зависимости от структуры общества и структуры мировосприятия.

То «отнесение к ценностям», о котором писал Риккерт, происходит в историческом исследовании дважды и двояким образом. Во-первых, исследователь применяет свойственную ему понятийную схему, диктуемую языком его собственной культуры. Он налагает эту схему на материал источников и в соответствии с ней организует и осмысляет его. Эта процедура в принципе не отличает историческое исследование от естественнонаучного; мысль ученого направлена на внешний объект и расчленяет его по заданным ей правилам. Такое сходство служило препятствием для понимания глубокого, принципиального различия между методом science и методом humanities. Во-вторых, историк теперь оказывается перед новым вопросом: каким образом осознавали все эти категории сами люди изучаемой эпохи? Выясняется, что, например, в Средние века они по-своему воспринимали время [5] и пространство [21], а равно и причинно-следственные связи [31, 36], особым образом осмысляли социальный строй [45] и производственную деятельность, причудливо объединяя миф и ремесло [30], что обмен имел у них (как и в архаических обществах) наряду с материальными функциями также и символические [9, 44], что они особым образом, не так, как ныне, представляли себе детство и ребенка [32] и что личность в ту эпоху обладала специфическим самосознанием [46]. Я ссылаюсь на наблюдения над историей европейского Средневековья потому, что именно эта эпоха в первую очередь послужила своего рода «испытательным полигоном» для обоснования новых проблем и для проверки новых методов исторического исследования.

Перед историком возникает необходимость каким-то образом сочетать два разных подхода. Один — «извне», когда общество прошлого рассматривается с позиций внешнего наблюдателя, прилагающего к материалу источников критерии и понятия современности. Другой подход — «изнутри», связанный с проникновением во внутренний мир людей изучаемой эпохи, подход, при котором изучается их собственный взгляд на самих себя, на свой социальный мир и природное окружение. Оба подхода совершенно различны, но только их сопоставление открывает возможность увидеть общество и культуру прошлого исторически верно и «стереоскопично». Лишь применение такого комплексного метода раскрывает человеческое содержание истории и дает возможность отойти от абстрактного ее понимания в категориях социологии и приблизиться к конкретному видению ее неповторимого своеобразия [17]. Новый подход ориентирует на выявление особенного и индивидуального, т. е. отвечает принципам идиографизма.

В соответствии с присущим людям того времени образом мира строилось и их социальное поведение. Мир воображения Средних веков [54] не может изучаться в отрыве от социальной действительности — он был ее неотъемлемой конститутивной частью. Привычное для философов и историков противопоставление «субъективного» и «объективного» не помогает понять мир людей, ушедших в историю. Побудительные причины и стимулы их деятельности приходится искать не в одной только материальной сфере — их экономическое поведение непонятно, будучи взято вне всеобъемлющей и всепроникающей ментальной и аффективной сферы.

Таким образом, выясняется, что психологический аспект исторического исследования — необходимая его сторона, отвечающая природе истории. До тех пор пока историки сосредоточивали свое внимание на общественных формациях, способах производства и расчленяли материал в соответствии с категориями «базиса» и «надстройки», социальная и индивидуальная психология могла в лучшем случае расцениваться в качестве красочного, но вовсе не обязательного добавления к «основным» темам истории. Теперь становится понятным, что при таком подходе из истории выхолащивалось ее существо.

Традиционная трактовка не была направлена на подлинное историческое объяснение. Ведь такое объяснение заключается в том, чтобы понять историю как результат деятельности людей, следовательно, необходимо раскрыть побудительные причины их действий. Но люди не совершают поступков, внутренне не мотивированных, не прошедших через сферу их мыслей и эмоций. Плоско понятый материализм превращает человеческую историю в «социальную физику». Преодолеть этот стереотип — нелегкая задача, ибо привычные упрощенные схемы исторического объяснения глубоко впитаны сознанием как профессиональных историков, так и их читателей.

Перейти на страницу:

Похожие книги