История Куллерво

[Следующие строки смещены, чтобы обозначит смену ритма. В издании Кирби они не выделены, но в комментариях перед руной отмечается, что это «обычные в таких случаях молитвы и заговоры» (Kirby,Vol.2, p. 78). Магоун дает строкам заголовок «Заговор на возвращение скота, строки 273-314» (Magoun, р. 232). – Ред.]

Тогда прислужница Пеликки
И ее спутница Теленда
Пусть возьмут березы ветку,
Можжевельником пусть гонят,
Из объятий Саньи скот мой,
Меж стволов ольхи тенистых,
Чтоб доить их в час вечерний.

[Как и выше, эти строки смещены, чтобы обозначить смену ритма и отделить их от предыдущих. В комментариях Кирби отмечает, что это заговор «от медведей на пастбищах» (78), в то время как Магоун дает заглавие «Заговор, охраняющий от медведей, строки 315-542» (p.232). – Ред.]

О, ты, Уру,о, мой милый,
Медоволап, что правит лесом,
Мы с тобою мир заключим
В эти теплые дни лета,
Лета дни, что шлет Создатель,
В дни, когда смеется Илу.
Будешь спать ты среди луга,
Уши ты набьешь соломой,
Или скроешься ты в чаще,
Чтоб не слышать колокольцев,
И пастуший громкий говор.
Пусть мычание и песня
Клокольцев среди луга
В бешенство тебя не вводят,
Твои зубы пусть не дразнят.
Лучше ты блуждай в болотах,
Или в зарослях чащобы.
Пусть твой рык в глуши затихнет,
Пусть твой голод не проснется,
Пока в Самьян медом пчелы
Не наполнят в холмах ульи,
В золотых просторах Кеме,
Пчелы, что летят с жужжаньем.
Пусть союз наш будет вечным,
Мир меж нами не прервется,
Чтоб мы жили мирно летом,
Летом, что Творец послал нам.

[Как и в предыдущих случаях, этот отступ показывает смену ритма, в данном случае - заключительную часть молитвы женщины. Ни Кирби, ни Магоун не выделяют таким образом эти строки. – Ред.]

Всем мольбам и заклинаньям,
О, ты, Укко, мой владыка,
Внемли всем моим призывам.
Держи в оковах собак Куру,
И свяжи лесных созданий,
В Ильве солнце помести ты,
Сделай дни все золотыми.

Была жена Асемо искусна в пении молитв, и к тому же пеклась о своей выгоде. И потому длинна была молитва к Илукко и его девам о коровах, что были красивыми и лоснящимся.

Так Сари ушел, положив еду в мешок, и погнал стадо заливными лугами, болотами и пустошами к зеленой лесной опушке, и всю дорогу горевал и бормотал про себя: «Горе мне, несчастному, злая мне выпала судьба. Вечно смотреть мне на хвосты быков, продираясь сквозь болота и однообразные равнины». И вот, подойдя к освещенному солнцем склону, присел он отдохнуть. Достал он свой обед и подивился его весу, сказав: «Жена Асемо еще никогда не давала мне так много еды».

И задумался он о своей жизни и о том богатстве, в котором купается его злая хозяйка, и о пшеничном хлебе с маслом, нарезанном толстыми кусками, и о вкуснейших пирогах, и о напитках, которыми утоляют жажду вместо воды. «Один черствый хлеб, - подумал он, - дает она мне, а в лучшем случае овсяные лепешки, да и то смешанные с соломой и еловой корой, и капусту, когда ее дворняги съедят все сало». После вспомнил он былые вольные дни, Ванону и свою родню, и так заснул. А когда птица разбудила его, защебетав о наступлении вечера, [он] погнал стадо домой и, присев на кочку, снял с плеча мешок.