Потери европейцев в людях и деньгах были значительными. В течение всего пути бедняки голодали. Многие умирали от изнурения или от лихорадки. Другие, пав духом и видя, что Иерусалим все так же далек, покидали лагерь и, как придется, селились на землях, о которых не имели ни малейшего представления. Вполне очевидно, что следы их терялись. Вечером после каждого боя рыцари и воины подсчитывали своих убитых и пленных. Большую прибыль получали те, кто перед отъездом давал ссуды под ростовщические проценты и задешево скупал земли у отъезжающих, которые, чтобы отправиться в путь, должны были накопить крупные денежные суммы. За отъезд все платили дорого, и все наши тексты без исключения повествуют о простых и знатных людях, вынужденных продавать имущество, которое на рынке брали плохо — столь велико было предложение. Вожди, как говорили тогда — «бароны», собирали тысячи золотых монет, чтобы вооружиться и прокормить «верных» и спутников. Война их не обогатила. Хронисты с энтузиазмом пишут о добыче, захватываемой в шатрах вечером после выигранного боя, но чаще всего эта добыча и дань, какую взимали с покорившихся, состояла просто из зерна и мясного скота, а иногда даже представляла собой обещание провести отряд немного дальше, где люди найдут возможности для грабежа или выгодных покупок. С тех пор как в 1130-е гг., через добрую четверть пека после взятия Иерусалима, египтяне каирского султана и эмиры Алеппо научились сосредотачивать силы, франки терпели тяжелые неудачи, теряли коней и оружие, многие из них попадали в плен. Некоторые семьи разорились на выкупах, и мы точно знаем, что для выплаты выкупа, затребованного за Людовика Святого, королевскую казну буквально опустошили, и то властям пришлось взять крупные займы. Как и многие колониальные предприятия, с финансовой точки зрения это дело было настоящей катастрофой. Более двух веков восточные авантюры, большие паломничества, отвоевание Святой земли и некоторых других территорий, занятых мусульманами, а потом оборона латинских государств Сирии и Палестины влекли за собой масштабные передвижения денежных средств, перевозку монет, всевозможные займы. Все эти передвижения были столь значительны, что разорили некоторые знатные роды и в то же время обеспечили крупные доходы тем, кого мы называем банкирами, но для людей того времени они были не кем иным, как менялами, заимодавцами, ростовщиками. Военные ордены, тамплиеры и госпитальеры, поначалу были главными актерами на этом поприще, но большую часть времени служили лишь посредниками. Деньги ссужали итальянцы, присутствовавшие при боях за Святую землю: генуэзцы, венецианцы и пизанцы, — а после жители торговых городов материковой Италии. Все они использовали простые ордерные и переводные векселя, применение которых, становясь все проще, существенно усовершенствовало технику перевода денег. Крестовые походы мало что принесли купцам и не очень изменили торговые маршруты, ведь Палестина так и осталась в стороне от них. В общем, крупнейшие прибыли давали тогда не торговля продуктами, пряностями и прочим, в то время очень вялая, а займы, иначе говоря — ростовщичество.
СЛОВОСОЧЕТАНИЕ «КРЕСТОВЫЙ ПОХОД»: АНАХРОНИЗМ
Говоря о прошлом и давая определение некоторым событиям, мы постоянно пользуемся словами, к каким люди этого самого прошлого никогда не прибегали: «Средние века», «Возрождение», «романское искусство», «готическое искусство», «Византийская империя» и «эпоха Просвещения» применительно к временам философов, писателей и писак XVIII в., предвестников сияющей зари 1793 года. Словосочетание «крестовый поход» занимает почетное место среди слов или выражений, какие почему-то принято выбирать теперь, — отличающиеся от тех, какие по широко распространенной традиции использовали современники. Никто не скажет с точностью до нескольких десятилетий, когда и как эти чисто искусственные, целиком придуманные термины сначала вошли в употребление в отдельных кругах, под пером того или иного автора, и благодаря частому повторению наконец появились во всех книгах, от самых примитивных до наиболее продуманных. В большинстве случаев они, заведомо не имея никакого отношения к реальности, возникали отнюдь не случайно, а напротив, сознательно выбирались теми, кто формировал общественное мнение, позволяя им нанизывать детям и широкой публике некоторые очень своеобразные приемы анализа и толкования событий. Учителя в республиканской системе образования и фабриканты подконтрольных школьных учебников на редкость успешно используют этот прием со времен Жюля Ферри[1].