17—18 июля 1936 г., воспользовавшись накалом страстей вокруг убийства лейтенанта Хосе дель Кастильо и мести его товарищей, жертвой которой стал депутат Кальво Сотело[403], заговорщики наконец перешли к делу и подняли восстание против Республики. Это была четвертая попытка военного мятежа за менее чем 15 лет. Однако на сей раз результат оказался особенным. В сентябре 1923 г. мятежники победили беспрепятственно, впервые в Испании XX в. изменив политический режим насильственным путем; впоследствии их примеру последовали многие. В декабре 1930 г. всеобщая забастовка и вооруженное восстание, организованные Революционным комитетом, закончились неудачей; в августе 1932 г. военный переворот генерала Санхурхо не нашел необходимой поддержки ни в вооруженных силах, ни в полиции и завершился позорным поражением. В 1936 г. новым явлением оказался раскол между армией и силами внутреннего порядка. Гражданская война была бы немыслима, если бы большая часть вооруженных сил выступила на стороне закона, и наоборот, если бы вся армия единодушно поддержала государственный переворот. Неопределенной ситуация стала тогда, когда оказалось, что переворот является делом группы заговорщиков. То есть, с одной стороны, мятежники не опирались на поддержку всей армии, и поэтому им пришлось начинать с репрессий против тех военных, кто остался верен Конституции. С другой стороны, внутренний конфликт в армии дал возможность гражданам, членам партий и профсоюзов, захватить военные склады[404] и с оружием в руках противостоять восставшим военным.
Положение было таково: военный переворот не имел успеха, но не был и подавлен; он произошел в период подъема рабочего движения, когда власть правительства ослабела, и стимулировал революцию. Революционеры сумели покончить с мятежом в столичных городах, но оказались не в состоянии ни подавить восстание на всей территории страны, ни управлять государством. Ни одна из сторон не смогла одержать победу не потому, что противник был силен, а потому что в каждой из двух зон, на которые разделилась Испания, существовали свои политические противоречия. И армия не была единой в понимании целей борьбы, и республиканские рабочие и политические организации не смогли выработать общую стратегию и программу. Многие военные и гражданские гвардейцы либо проявляли нерешительность, либо остались верными Республике. В рядах республиканцев не было согласия. В синдикатах шла внутренняя борьба за лидерство; противоречия между партиями — Социалистической, Коммунистической и Республиканской — были столь серьезными, что даже участие в предвыборном блоке в январе 1936 г. не привело в феврале и мае к образованию коалиционного правительства. Итак, когда восстание возвестило о начале революции, все знали, что именно следует разрушить, кого именно следует уничтожить, но лишь немногим было известно, что именно следует построить, какие именно ресурсы и для каких именно целей следует использовать, т. е. как именно воспользоваться энергией, которую высвободил военный переворот.
Восстание, которое не победило, революция, которая лишена руководства и ясных целей, — вот проявления конфликтов, разделявших испанское общество и свойственных гражданской войне. Произошедшее после 1936 г. не что иное, как вооруженная классовая борьба, но при этом в не меньшей степени — религиозная война, противостояние национализмов, война между военной диктатурой и республиканской демократией, между революцией и контрреволюцией, война, в которой впервые столкнулись фашизм и коммунизм. В первые месяцы в ней просматривались черты войн прошлого: мертвые лежали не только в окопах, но и в придорожных канавах; крестьяне в альпаргатах[405] с ружьями наперевес сражались против наемников под командованием кадровых военных. С появлением иностранных участников война в Испании, вероятно, превратилась в пролог будущей войны, войны танков и самолетов, бомбардировок, противостояния коалиции, объединившей демократии и коммунизм, и фашистских держав; войны, предвещавшей раскол Европы, который наступит через три года.
Всевозможные конфликты переплелись и превратились в разнообразные (в зависимости от региона) классовые союзы и новые институты. В Андалусии и Эстремадуре офицеры марокканского экспедиционного корпуса, зачинщики мятежа, сразу же объединились с землевладельцами для подавления рабочего и крестьянского движения. Однако в Наварре мятежники обрели массовую поддержку: там на сторону военных перешли не только и не столько крупные землевладельцы, сколько сельские хозяева малого и среднего достатка, т. е. слои, которые всегда были опорой карлизма. Если в Эстремадуре колониальные и наемные войска держали в страхе гражданское население, то в Наварре и Алаве восставшие уверенно заявляли о «национальном» характере своего выступления, поскольку многие местные жители с оружием в руках стихийно примкнули к мятежникам.