Итак, принимая во внимание категории субстанциальности и контекстуальности, жанрового многообразия, границ, локальной принадлежности и маркированности, мы приходим к выводу, что для рассмотрения текста как локального требуется один, но весьма объемный знаменатель: локальный текст должен целостно отражать местную атмосферу бытия в слове.
Поскольку атмосфера — понятие перцепционное, относящееся преимущественно к области соматического опыта, оно передается посредством физических и чувственных переживаний человеком местности и пространства. В переживание среды включается весь телесный и чувственный аппарат человека — движения, ориентация в пространстве, зрение, слух, осязание, обоняние, отражая личностное озарение, погружение всем существом в среду, целостное чувственно-эмоциональное восприятие окружающей реальности. Арнольд Бэрлиэнт, один из основоположников дисциплины эстетики среды (environmental aesthetics), говорит, что место поглощает, «инкорпорирует» говорящего[1152] (Berleant 2002, 10). При переживании пространства (подобно тому, как эстетически переживается кино) человек превращается в безмолвного соглядатая; повествователь локального текста берет на себя функцию классического хора, который голосом летописца вторит событиям драмы. Подобно хору, локальный текст вызывает голос памяти в пространстве. Именно атмосфера места помогает повествователю соединить и выстроить из разъединенных, наслаивающихся друг на друга и скрещивающихся чувств перцепционный костяк для возбуждения памяти. Так, маркируя локальность текста, повествователь улавливает в преходящем — вечное, схватывает динамику в полете, выявляя свершение — praesens historicum. Очень точно определяет в одном из своих поздних писем Борис Пастернак значение амальгамирующей среды при передаче «вкуса реальности»:
В свои ранние годы я был поражен наблюдением, что существование само по себе более самобытно, необыкновенно и необъяснимо, чем какие-либо отдельные удивительные случаи или факты. Меня привлекала необычность обычного. Сочиняя музыку, стихи или прозу, я следовал определенным представлениям или мотивам, развивал любимые сюжеты или темы, — но высшее удовлетворение получаешь тогда, когда удастся почувствовать смысл и вкус реальности, когда удается передать самую атмосферу бытия, то обобщающее целое, охватывающее обрамление, в котором погружены и плавают все описанные предметы.
(Пастернак 1977, 107)ЛитератураАбашев 2000.Абашев В. Пермь как текст. Пермь, 2000.
Агеева 2000.Агеева О. Г. Петербургские слухи. (К вопросу о настроениях петербургского общества в эпоху петровских реформ) // Феномен Петербурга. Труды международной конференции, состоявшейся 3–5 ноября 1999 года во Всероссийском музее А. С. Пушкина / Отв. ред. Ю. Н. Беспятых. СПб., 2000. С. 299–313.
Анциферов 1927.Анциферов Н. Краеведение как историко-культурное явление // Известия ЦБК. 1927. № 3. С. 83–86.
Бахтин 1986.Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи М., 1986. С. 121–290.
Гаспаров 1996.Гаспаров Б. М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996. Гоголь 1984 Гоголь Н. В. Собр. соч.: В 8 т. / Под ред. B. Р. Щербины. М., 1984. Т. 3.
Гревс 1926/1991.Гревс И. История и краеведение // Отечество. Краеведческий альманах. 1991. Вып. 2. C. 5–22.
Кожевникова 1999.Кожевникова Н. А. Улицы, переулки, кривули, дома в романе Андрея Белого «Москва» // Москва и «Москва» Андрея Белого / Отв. ред. M. Л. Гаспаров; Сост. М. Л. Спивак, Т. В. Цивьян. М., 1999. С. 90–112.
Лихачев 1990.Лихачев Д. С. Любить родной край // Отечество. Краеведческий альманах. 1990. Вып. 1. С. 7–10.
Лурье, Кобак 1989.Лурье Л. Я., Кобак А. В. Заметки о смысле петербургского краеведения // Анциферовские чтения. Материалы и тезисы конференции (20–22 декабря 1989 г.). Л., 1989. С. 72–79.
Межуев 1998.Межуев Б. В. Владимир Соловьев и Москва // Москва и «московский текст» русской культуры / Отв. ред. Г. С. Кнабе. М., 1998. С. 82–97.
Милонов 1985.Милонов Н. А. Литературное краеведение. М., 1985.