История Греции

Даже беглого обзора научных занятий Лурье-эллиниста будет достаточно, чтобы убедиться в этом. Вот первое, с чего он начал, — политическая история классической Греции, а в ней — история Беотийского союза. Посвященное этому сюжету первое большое сочинение Лурье оказалось на редкость интересной работой, высветившей многие стороны до того остававшегося в тени древнего Беотийского союза и обосновавшей его перерастание в первое в греческой истории собственно федеративное государство. И в дальнейшем на протяжении всей своей жизни Лурье неоднократно обращался к различным темам греческой политической истории, причем его всегда интересовали острые, проблемные сюжеты: политическая борьба в Спарте и, в частности, конфликты между царями и эфорами; роль Солона в демократическом движении в Аттике и социальная политика Писистратидов; отношения афинян с их союзниками и внутренняя политическая борьба в Афинах в классический период; смута в архаическое время в Митилене на Лесбосе и значение пережиточных форм социально-политической организации типа мужских союзов в Милете и Силлии (Малая Азия); наконец, проблемы политической и религиозной истории античных городов Северного Причерноморья.

В связи с последним подчеркнем верность С. Я. Лурье традиционному интересу отечественных антиковедов к северопричерноморским древностям. Показательно также для личной позиции Лурье, что обращение его к одной из самых интересных и деликатных проблем северопричерноморской истории — восстанию Савмака на Боспоре — обернулось форменным скандалом. Вчитавшись в текст херсонесского декрета в честь Диофанта, где содержится свидетельство о выступлении скифов во главе с Савмаком против боспорского царя Перисада (IOSPE, I2, № 352), Лурье решительно отверг как принятое понимание контекста, так и дополнительное высказанное С. А. Жебелевым предположение о рабском статусе Савмака, равно как и опирающуюся на это предположение, укоренившуюся в советской историографии концепцию восстания рабов на Боспоре. Официальным советским антиковедением критическая работа Лурье была воспринята как вредная ревизия и чуть ли не порушение основ марксистско-ленинской исторической науки.[3]

Параллельно собственно историческим развивались и филологические — литературоведческие и текстологические — штудии С. Я. Лурье. Интерес к античной литературе и, шире, античной письменности был усвоен им, что называется, с молоком матери: в Петербургском университете, этой alma mater отечественной науки о классической древности, комплексное изучение античности в исторических фактах и письменных свидетельствах древности было условием sine qua non успешного постижения существа древней цивилизации. Кроме того, Лурье несомненно от природы обладал высоким вкусом и способностями к изучению древних языков, письменности и литературы.

Так или иначе, филологические исследования всю жизнь сопутствовали его историческим занятиям, доставляя необходимые точки опоры в источниках или иллюстрации из древней литературы при изучении и реконструкции тех или иных исторических явлений. Это нашло отражение в филологических работах различного жанра: в специальных статьях, посвященных отдельным сторонам творчества чрезвычайно импонировавшего ему своим демократизмом и грубоватым юмором Аристофана, но также и других поэтов — Архилоха, Алкея, Эсхила, Эврипида, Менандра; в большой филологической диссертации, посвященной отражению в древней трагедии актуальных вопросов внутренней и внешней политики Афинского государства («Художественная форма и вопросы современности в аттической трагедии», 1943 г.); в издании новых русских переводов Ксенофонта (Ксенофонт. Греческая история. Л., 1935) и Плутарха (Плутарх. Избранные биографии. М.; Л., 1940), специально ориентированных на использование в практических занятиях со студентами (переводы снабжены вступительными статьями и обширнейшими комментариями с массою параллельных свидетельств);[4] наконец, в многочисленных исследованиях, посвященных реконструкции текста и интерпретации содержания древних надписей, в особенности беотийских и аттических.

Среди эпиграфических исследований выделяются по своему интересу и значению этюды, посвященные двум афинским надписям, содержащим установления относительно военно-земледельческих колоний (клерухий) на Саламине (IG. I2, № 1) и Лемносе (IG. II2, № 30), и еще одной локридской надписи с текстом постановления о разделе земли между гражданами и приеме эпойков в одной из общин Западной Локриды (новое издание — ML, № 13). Большое научное значение имеют также объемные исследования аттических надписей на предмет уточнения их формулы (их прескриптов) и датировки, а также в связи с более общей проблемой возникновения и развития новой алфавитной письменности у греков.