По ту сторону Гудзона возвышался Манхэттен. Фрэнк поклялся, что он пересечет эту чертову реку и оставит Хобокен (Нью-Джерси) раз и навсегда. Позднее он сравнивал родной город со «сточной канавой». Настоящая история шоу-бизнеса делается именно так: парни из пригородов из кожи вон лезут, чтобы преуспеть, и они готовы на все, чтобы никогда не вернуться в родной квартал. И если уж говорить «все», то для Синатры это действительно было
Позднее Синатра всегда стремился поддерживать версию о лихом парне, пробившемся кулаками. Не стоит преувеличивать. У семьи не то чтобы денег куры не клевали, но на Монро-стрит, 415, не нуждались ни в чем. Хитрая Долли умела выкручиваться, часто — на грани дозволенного. Она знала нужных людей. Что касается Фрэнка, он разносил газеты — так делали многие, — и, конечно же, был отъявленным проходимцем. Но вовсе не каким-то задирой в коротких штанишках: он был щуплым ребенком с оттопыренными ушами, все проблемы за него решали другие, а он избегал ударов, стараться не испортить хорошую одежду, купленную матерью. Совсем не детство а ля Скорсезе. Прошлое многих легендарных личностей часто слеплено кое-как. У маленького Фрэнка были и конфеты, и игрушки, и велосипеды. Тогда и развилась у него мания дарить подарки всему белому свету вокруг.
В школе он был никаким. Но это ничего. Он лишь сжимал кулаки. Его черед еще наступит. Он был злобным, взвинченным, нетерпеливым. Он никогда и ни по какому поводу не краснел.
В одиннадцать лет он решил стать певцом. «Ну да, еще бы, малыш!» — так в целом отреагировала мать. Отец же вообще ничего не сказал. У супругов Синатра, штаны, как говорится, носила Долли. Это от нее Фрэнку досталась железная хватка. Призванием может быть все, кроме ерунды. И для достижения цели он развернет сумасшедшую деятельность. Если уж Фрэнку что-то в голову втемяшивалось, трудно представить, чем это можно было оттуда выбить. Долли пожимала плечами: еще один способ бегать за девчонками. А Фрэнк был известным угодником. Девчонки ему были нужны все. Там, где он родился, успех у женщин считался в порядке вещей. И Фрэнк кидался на все, что двигалось — поддерживал репутацию. Когда какая-нибудь девочка утверждала, что беременна от него, и угрожала, нужно было видеть, как он от нее отделывался. Он знал, что ему нужно: стать богатым и знаменитым. Призвание в нем уже созрело. И не плаксам вставать у него на пути.
С малышкой Нэнси Барбато все было гораздо серьезнее. Подумайте сами — то была девушка, которую он летом 1935 года водил смотреть Бинга Кросби. А это вам не кто попало. Тем паче — для итальянцев. В день их бракосочетания он подарил ей пластинку «Наша любовь», которую записал накануне специально для этого случая. Такое внимание было трогательно. Нэнси надела белое платье своей сестры. Он был во фраке.
В отличие от начинающих писателей, которые для того, чтобы писать, прячутся, новички-певцы должны себя всем показывать. Звонить, предлагать образцы своего творчества, добиваться ангажементов на вечер. Нужно любой ценой делать себя, переносить грубые отказы, не обращать внимания на оскорбления, а когда выгоняют в дверь, возвращаться через окно. Фрэнки стучался во все двери. Он был неотразим, как липовый Даржелос, и ему открывали везде. Двадцатый век очень кстати дал миру долгоиграющую звукозапись.
Сначала Фрэнк был водителем ансамбля «Три вспышки», потом вошел в их состав, и ансамбль тут же превратился в «Четверку из Хобокена». Это была эпоха биг-бэндов. Трубач Гарри Джеймс взял его в свой оркестр. Дела стали набирать обороты. Однако Долли смотрела на проделки своего отпрыска иначе. 31 августа 1939 года он записал на студии «Коламбия» песню «Все или ничего». Это название до конца дней стало его девизом. На гребне успеха Фрэнк, конечно же, не будет довольствоваться крохами. Он всегда был повсюду. Автомобильные переезды, какие-то залы, номера в сомнительных мотелях. В самом начале Нэнси — маленький храбрый солдат — сопровождала его. Они бороздили Америку вместе с оркестром. Спали на скамейках, питались гамбургерами. Она завязывала ему бабочку.