Ульманн считал, что Богоматерь и Христос суть одно, называл Деву Марию «зерцалом Троицы» и полагал, что только благодаря духовному единению матери и сына стало возможно искупление первородного греха. Изображая истинный философский камень в образе андрогина, Ульманн хотел показать не только слияние алхимических первопринципов, меркурия и сульфура, но и единение Девы Марии с Христом. Рядом с двойственным существом автор изобразил два древа, лунное и солнечное, обозначающие малый и великий философские эликсиры: их иконография восходит к описанию деревьев из легенд о похождениях Александра Великого в Индии или к трактату Иоанна Рупесцисского (см. здесь). Небесный Андрогин держит в руке нечто, напоминающее окаменевшую змею: вероятно, что это — изображение аммонита. В Средневековье такие окаменелости часто принимали за аспидов, превращенных в камень святой Хильдой (VII в.), их изображения даже остались на гербе английского города Уитби, откуда святая была родом.
Целомудренному единению Сына Божьего с Девой Марией Ульманн противопоставлял сатанинское единство «Люцифера-Антихриста» (он не проводил между двумя этими персонажами особого различия) и его матери. Этот образ сам по себе необычен: хотя в средневековых сказаниях об Антихристе его мать периодически упоминалась, в церковном предании она не играла особой роли, а у Люцифера, как падшего ангела, матери просто не могло быть.
Источниками этих необычных изображений могли послужить сразу несколько средневековых произведений. Возможно, образ небесного андрогина был вдохновлен поэзией Генриха Мейсенского (известного как Фрауэнлоб). В одной поэме он описывает видение человека по имени Зельвон: в нем тот видит андрогина, женская половина которого представляет холодные и сухие качества, а мужская — теплые и влажные:
Зельвон узрел туманную картину, вдоль разделенную:
На изображениях андрогина в некоторых копиях «Книги святой Троицы» мы тоже видим пиктограммы четырех элементов, размещенных на четырехцветном платье существа. На женской половине начертаны пиктограммы воды и воздуха, а на мужской — символы огня и земли.
С другой стороны, изображения алхимических андрогинов восходят к иконографии Фортуны, античной богини удачи (18). Обычно ее изображали в виде женщины в наполовину золотом, а наполовину черном платье, такие же одежды мы видим на «люциферианском» андрогине. Одна половина Фортуны белокожа и держит корону, а вторая темнокожа и поднимает копье. Оружие и корона в руках у «злого» андрогина напоминают эти атрибуты богини. Нога Фортуны попирает образы стихий воды и огня. Французская писательница Кристина Пизанская (1364–1430) интерпретирует стихии, на которых стоит богиня, как животворную воду и разрушительный огонь, т. е. чередование удач и неудач в человеческой жизни.
Множество необычных, запоминающихся и связанных с христианской символикой изображений сделали произведение Ульманна одним из самых известных алхимических трактатов позднего Средневековья. Его можно смело именовать первым алхимическим альбомом — ведь собрав множество образов из самых разных алхимических и апокрифических источников воедино, Ульманн создал текст, во многом основанный на описании иллюстраций. Именно благодаря «Книге святой Троицы», разошедшейся в многочисленных рукописных копиях по дворам аристократов-экспериментаторов, религиозные и аллегорические образы пришли в алхимическую иконографию.
Сообщающиеся гениталии: «Восходящая заря»
«Восходящая заря» или