История абдеритов

– История культа Латоны в Абдере, – начал он, – теряется в туманной дали седой древности. Наши предки, теосцы, овладевшие почти за 140 лет до этого Абдерой, уже застали его укоренившимся с незапамятных времен. И наш храм, по-видимому, один из стариннейших в мире, как вы это можете заключить по типу его постройки и по другим древним признакам. Общеизвестно, что под страхом сурового наказания не положено из любопытства приподымать священную завесу, наброшенную временем, над происхождением богов и их культов. Все теряется в той туманной дали веков, когда искусство письма было еще не ведомо людям. Однако устная традиция, передаваемая от отца к сыну столетиями, восполняет более чем достаточно письменные свидетельства и создает, так сказать, живое свидетельство, которое даже следует предпочесть мертвой букве письменного документа. Предание рассказывает следующее. Когда ликийские крестьяне превратились в лягушек, их соседи, свидетели произошедшего чуда, и некоторые из ликийских же крестьян, непричастные к жестокости своих земляков, признали Латону и ее близнецов Аполлона и Диану, покоившихся у груди матери, за божества и поставили им у пруда, где произошло превращение, алтарь, а местность и кустарник, окружавшие пруд, объявили священной рощей. Страна называлась тогда еще Милией, а превращенные в лягушек крестьяне собственно были милийцы. Но когда, спустя много времени после того, Ликий,[250] второй сын Пандиона, завоевал страну вместе с выходцами из Аттики, она стала называться по его имени Линией, а старое ее название совсем забылось. Обитатели этой области, где находились алтарь и роща Латоны, не желая подчиниться Линию, покинули свою родину, сели на корабли и после некоторого странствия по Эгейскому морю обосновались в Абдере, почти опустошенной незадолго до этого чумой. Ни о чем они так не скорбели при отплытии, как о том, что вынуждены покинуть священную рощу и пруд Латоны. Они всячески раздумывали об этом и решили, в конце концов, что самое лучшее – взять с собой из священной рощи несколько молодых деревьев с корнями и землей, а в бочке со святой водой из пруда некоторое количество лягушек. Прибыв в Абдеру, они первым долгом вырыли новый пруд. Оп и есть тот, который вы перед собой видите. В пруд они отвели один из рукавов реки Неста[251] и заселили его потомками превращенных в лягушек ликийцев или милийцев, привезенных ими в святой воде. Вокруг пруда, которому ликийцы тщательным образом придали форму и величину древнего, посадили они привезенные ими священные деревья, заново освятили рощу Латоны, построили ей этот храм и учредили должность жреца. На нем лежит обязанность исполнять службу и наблюдать за рощей и прудом, вот таким-то образом они без особого чуда, как полагал господин Демокрит, и были перенесены из Ликии в Абдеру. Храм, вода и пруд сохранились благодаря благоговению, которое питали к ним даже соседние дикие фракийцы, несмотря на все перевороты и бедствия, пережитые впоследствии Абдерой. Наконец город был восстановлен теосцами, нашими предками, во времена великого Кира и достиг такой славы, что – можно сказать без хвастовства – у него нет никаких причин завидовать какому-либо другому городу в мире.

– Вы говорите как истинный патриот, господин верховный жрец, – сказал Еврипид. – Но разрешите задать один скромный вопрос…

– Спрашивайте, что вам угодно, – прервал его Стробил. – Хвала богам, я думаю, что не затруднюсь в ответе…

– Итак, с разрешения вашего преподобия! – продолжал Еврипид. – Всему миру известны благородный образ мыслей и любовь к великолепию и изящным искусствам, свойственные теосским абдеритам. Примечательнейшие доказательства этого видны повсюду в вашем городе. И если теосцы еще в древние времена славились особым благочестием по отношению к Латоне, то как объяснить, что абдериты до сих пор не пришли к мысли построить в ее честь храм?

– Я ожидал этого упрека, – отвечал Стробил, улыбаясь и, приподняв брови, старался выглядеть как можно более мудрым.

– Это не упрек, – возразил Еврипид, – а всего лишь скромный вопрос.

– Я вам отвечу на него, – сказал жрец. – Без сомнения, республике было бы нетрудно построить Латоне, высшей богине, такой же великолепный храм, как построили его Ясону, который все же был только героем. Но республика справедливо полагала, что приличнее из должного почтения к матери Аполлона и Дианы оставить ее древний храм таким, каким он был издавна. И, несмотря на свой вид, он есть и будет первейшим и самым священным храмом Абдеры, что бы там ни говорил жрец храма Ясона.

Последние слова Стробил произнес с такой горячностью и crescendo il Forte,[252] что Демокрит счел нужным заверить его в том, что все здравомыслящие люди думают так же.