Истории замка Айюэбао

— Образование у неё ого-го, оба родителя носили очки, с детства она выучилась играть на пианино, в детский садик носила европейское платье и красные сапожки. Окружающие называли её высокоточной маленькой красавицей, будто она какой-то измерительный прибор. Ну ладно, про детство достаточно. Потом она поступила в университет на севере, что было непросто, а к двадцати двум годам перебралась в Пекин, то есть оказалась к югу от Великой Китайской стены.

В памяти Чуньюй Баоцэ возникло её лицо, а в ушах фоном звучал голос Подтяжкина. Он думал: хрупкий южный цветок, пересаженный в северные почвы, обдуваемый суровыми северными ветрами, отшлифованный ими — неудивительно, что после такой обработки цветок стал ласковым и лёгким, грациозным и соблазнительным. Эти глаза вместили в себя целиком северные и южные пейзажи. Эти блестящие зрачки таят в себе невысказанный смысл, и никакие другие глаза, сколько бы их ни было, не смогут перекрыть свет её глаз, и даже если сложить все смыслы, таящиеся в остальных глазах, по своей наполненности они не угонятся за этой парой глаз. Они приветствуют и ласкают весь мир, с почтительного расстояния оценивают обстановку и решают, кого отвергнуть, а кого принять. Наверняка они переживали страх и наслаждались нежностью — и то, и другое поступало, конечно же, от мужчин. Разумеется, невозможно представить себе, чтобы такая очаровательная альпака вечно стояла одна посреди безлюдного плоскогорья. И действительно, снова зазвучал фоновый голос Подтяжкина:

— Когда она жила в столице, к ней приезжал университетский преподаватель, не остался в стороне и учитель средней школы. Оба обливались слезами: как расцвела студентка, какие формы обрела, а теперь она вдали от родины, и мы ужасно беспокоимся. Стихи, которые они ей посвятили, публиковались в журналах, и во всех стихах была фраза «сердце разбито». Когда она училась в аспирантуре, один профессор средних лет подарил ей золотое кольцо, но она его не приняла, и тот чуть не покончил с собой. Получив докторскую степень, она с почётом вернулась в Академию общественных наук. Она затмевала собой остальных, вызывая завистливые взгляды коллег. К счастью, руководство всячески оберегало её, но сплетням и кривотолкам не было конца и края, пока у того мужчины не истёк срок контракта… — читал Подтяжкин, время от времени поднимая голову, чтобы что-то прокомментировать. Чуньюй Баоцэ, слушавший с широко раскрытыми глазами, перебил его:

— Ну-ка расскажи про этого руководителя!

Подтяжкин отбросил стопку бумаги с печатным текстом:

— А, этот-то… Лыс как коленка, на тот момент — мужчина за пятьдесят, когда смеётся, на щеках появляются ямочки, руки миниатюрные и очень нежные, его рукопожатий никто не может забыть. Видать, Оу Толань тоже пожимала ему руку и ей понравилось. В общем, они какое-то время очень тесно общались, а насколько тесно — остаётся только гадать.

Чуньюй Баоцэ взглянул на свои руки и, сжав их в кулаки, поддакнул:

— Действительно, тут не угадаешь наверняка. Изящные мягкие руки — м-м-м, такое нельзя недооценивать. Любая часть человеческого тела — например, губы, глаза и даже ноги, — может кого-то увлечь, пробудить любовь, сделать двоих неразлучными.

Подтяжкин помолчал, уставившись на председателя, а затем пробормотал:

— Вот этого мне никогда не понять.

— Хе-хе, просто ты по природе не влюбчив. Куда уж тебе понять. Что было потом?

— Потом? Оу Толань до сих пор не замужем, и это кое о чём говорит.

— О чём же?

Подтяжкин похлопал себя по коленям:

— О том, что она всё ещё не может забыть того мужчину!

К «изящным нежным рукам» Чуньюй Баоцэ отнёсся без особого интереса, ему хотелось услышать о её жизни в Цзитаньцзяо.

Подтяжкин придвинул несколько чертежей и поведал, что корпорация вышла на связь с У Шаюанем и ведёт с ним переговоры, разрабатывается проект сотрудничества, например, создание флотилии промысловых судов для ловли рыбы в открытом море, инвестирование строительства в заливе и т. д.

— Мы полностью изменим эту рыбацкую деревушку, там будут пятизвёздочные отели, целая улица с ресторанами, деревня будет оснащена медицинскими и учебными учреждениями, превратится в прекрасный приморский город… Мы показали ему чертежи, рассчитывая, что у этого малого сразу загорятся глаза.

— Что это значит?

Подтяжкин потёр сальный кончик носа:

— Это когда глаза от зависти не наливаются кровью, а аж сверкают, что вот-вот загорятся.

— Ну и как, загорелись?

Уголки рта у гендиректора поползли вниз:

— Кажется, нет. Он сказал, что такое большое дело нужно сначала хорошенько обдумать и обсудить с сельским комитетом и со всеми жителями. Однако был тронут, пригласил наших отведать жареных креветок и ухи. Та женщина была с ним.

Чуньюй Баоцэ ахнул:

— Не предпринимайте слишком резких шагов, не спугните их. А эта Оу Толань что-нибудь сказала?

— Она склонилась над чертежами и внимательно их изучила, выписала себе в тетрадь кое-какие цифры, но ничего не сказала. Думаю, она может быть для У Шаюаня чем-то вроде советника. Они сидели вместе, она ласково смотрела на него своими круглыми, как персики, глазами…