Истории замка Айюэбао

— Нет, со мной они очень любезны и в целом не прибегают к насилию. По сравнению с тем, как все эти годы «Лицзинь» вела себя в окрестных деревнях, их общение со мной можно считать дружелюбным, вопреки их обычным приёмам. Видите, никто до сих пор не переломал мне ноги и не выколол глаза!

— Ну это уж ты загнул!

— Да это я ещё далеко не всё сказал. Если в какой-нибудь деревне кто-то препятствовал делу, не проходило и полугода, как его устраняли; способы были разнообразные, но всегда самые заурядные. В одной деревне нашлось несколько смельчаков, которые попытались пойти против «Лицзинь». В итоге несколько семей разорились и погибли. А один деревенский глава, даже сильно от них натерпевшись, не сдавался, и в конце концов его оклеветали — репутация его была испорчена, а деревне настал конец. И это я рассказал лишь малую часть. У Цзитаньцзяо ни малейшего шанса на успех, поэтому мы должны быть готовы к тяжкой, изнурительной борьбе. Это и есть второй путь и третий путь, о которых я говорил.

Чуньюй Баоцэ больше не подавал голоса. Долгое время они безмолвствовали, и наконец У Шаюань открыл дверцу машины. Внутрь ворвался порыв морозного ветра, и Чуньюй Баоцэ немедленно побагровел от холода. Он уставился на У Шаюаня, но, встретившись с его взглядом, отвёл глаза в сторону. Он будто бы говорил сам себе: «Корпорация то и дело подвергается клевете, а нам некому пожаловаться и нечем оправдаться. К счастью, время у нас есть, пусть оно и расставит всё на свои места, пусть оно всё докажет».

Он поднял голову:

— Говори же прямо сейчас, что я могу для тебя сделать, почтенный?

Услышав, что голос его дрожит, У Шаюань сообразил, что Чуньюй Баоцэ, должно быть, замёрз, и затворил дверцу машины.

— Я обращаюсь к вам лишь потому, что вы гость в Цзитаньцзяо. Я уже ясно дал понять, что больше по этому вопросу в «Лицзинь» не приеду. Господин Чуньюй, вы много чего можете для нас сделать, так сделайте хотя бы то, что сами хотите.

У Шаюань выпрыгнул из джипа. Чуньюй Баоцэ не сразу отреагировал. Когда У Шаюань уже направился к такси, председатель поспешил вылезти из машины. На улице стоял лютый холод, с запада по небу плыли свинцовые тучи. Чуньюй Баоцэ, выдыхая пар и потирая руки, затопал ногами:

— Я ещё приеду в Цзитаньцзяо. Прошу тебя… Передай от меня привет Оу Толань…

5

Подтяжкин поник головой и уныло обратился к заместительнице:

— Пошли, нас обоих вызывают.

Та зыркнула на него, радуясь про себя: ты мне извинения задолжал, вот погоди теперь, получишь урок. Они поднялись в мансарду и, взглянув на Чуньюй Баоцэ, сразу забеспокоились: он был мрачнее тучи, под глазами тёмные круги, одет неряшливо — синяя с красноватым оттенком жилетка застёгнута не на ту пуговицу.

— Хорошо развлекаетесь вы двое, летаете туда-сюда. Как вам южные закуски? — вяло спросил Чуньюй Баоцэ.

Подтяжкин потянул за локоть замдиректора, которая стояла слишком близко, и хмыкнул, надеясь предупредить её, чтобы она не распускала язык. Поразмыслив над ответом и поджав губы, он ответил:

— Состязаемся в хитрости. Они не очень обходительны.

— Как там закуски? Свиные окорока в соевой подливе?

— Не до них было, дел по горло.

— То-то я смотрю, ты всё больше напоминаешь небесного генерала Тянь Пэна! — Чуньюй Баоцэ впился взглядом в большую блестящую пряжку его кожаного ремня.

— Вы преувеличиваете, — откликнулся Подтяжкин.

Замдиректора рассмеялась. Она-то поняла, что председатель совета директоров на самом деле обозвал его тупой свиньёй^[25]. Сделав полшага вперёд, она встряла в разговор:

— Всё идёт благополучно, можно сказать, великое дело близится к успешному завершению.

Она схватилась обеими руками за свою пышную грудь. Чуньюй Баоцэ и так знал, чем закончится их поездка на юг: всё было заранее утверждено, никаких неожиданностей быть не могло. Как говорит Комиссар, жизнь — словно ипподром: побеждает тот, кто сумел поставить на хорошую лошадь. В случае с «Лицзинь» особые акционеры и есть хорошие лошади, главное — кормить их лучшими кормами и не хлестать кнутом. Если этих лошадок разозлить, они начнут так лягаться, что разнесут всю конюшню. Эти маститые рысаки, стоившие огромных денег, были найдены Комиссаром, но были и те, кого привела с собой замдиректора.

— Я тоскую по тамошним тушёным фрикаделькам и маринованным побегам бамбука. Эх, говорят, кое-кто из классных поваров сбежал в столицу, дезертиры эдакие. — На лице у Чуньюй Баоцэ было написано огорчение.

При слове «повара» Подтяжкин оживился и, шлёпнув себя по лбу, сказал:

— Вы меня учили: «благородный муж держится подальше от кухни». Помня ваше наставление, не стану надоедать вам подробностями. Всё уладилось — и славно, главное — действовать аккуратно и ловко…

— Да, судя по твоему огромному брюху, ты повар хоть куда! — Чуньюй Баоцэ потеребил Подтяжкина за пузо и подмигнул заместительнице, но тут же напустил на себя строгий вид. — Если ты подашь мне Цзитаньцзяо недоваренным, я тебе блюдо на голову надену. Такому гурману, как я, угодить нелегко.

Подтяжкин почесал кончик носа своим бирюзовым перстнем: