Истории про девочку Эмили

Тетя Лора платит мне пять центов в неделю за мытье посуды. Мне разрешается потратить только один цент, а остальные четыре я должна класть в копилку, которая стоит на каминной полке в гостиной. На крышке копилки сидит медная жаба, и ей можно всовывать в рот по одной монетке. Она их глотает, и они падают в копилку. Я смотрю на это как заваражонная (мне следовало бы употребить другое слово, так как ты говорил, что не следует употреблять одно и то же слово слишком часто, но я не могу придумать другого, которое бы так хорошо описывало мои чувства). Копилка принадлежит тете Лоре, но она сказала, что я могу ею пользоваться. В ответ я ее крепко обняла. Тетю Элизабет я, конечно же, никогда не обнимаю. Она слишком жесткая и костлявая. Она не адабряет того, что тетя Лора платит мне за мытье посуды. Я вся дрожу, как подумаю, что она сказала бы, если бы узнала, что на прошлой неделе кузен Джимми дал мне потихоньку целый доллар.

Лучше бы он не давал мне так много. А то мне тревожно. Это ужасная ответственность. Будет ужасно трудно потратить деньги разумно и вместе с тем так, чтобы тетя Элизабет ничего об этом не узнала. Надеюсь, у меня никогда не будет миллиона долларов. Я уверена, что абладание такой суммой меня совершенно сокрушило бы. Я прячу мой доллар на полке под диваном вместе с моими письмами. Я положила его в старый конверт и написала на нем: Это дал мне кузен Джимми, так что, если я скарапастижно скончаюсь и тетя Элизабет найдет его, она будет знать, что он достался мне честным путем.

Теперь, когда дни становятся холоднее, тетя Элизабет заставляет меня носить нижнюю юбку из толстой фланели. Я ее терпеть не могу. Я в ней такая неповоротливая. Но тетя Элизабет говорит, что я должна носить ее, потому что ты умер от чахотки. Хорошо бы, одежда могла быть и красивой, и теплой. Я читала сегодня историю про Красную Шапочку. Мне кажется, что самый интересный в ней волк. А Красная Шапочка была глупой малышкой, которую оказалось очень легко обмануть.

Вчера я написала два стихотворения. Одно короткое, под названием Строки, обращенные к голубоглазке[25], сорванной в старом саду. Вот оно:

Мой милый маленький цветок,
Ты смотришь прямо в вышину.
Вобрал твой каждый лепесток
В себя небес голубизну.

Пускай пестрит цветами сад, Мой вечно будет славить стих Задумчивый и скромный взгляд Цветов небесно-голубых.

Другое стихотворение длинное, и я записала его на почтовом извещении. Оно называется Монарх Леса. Монарх — это большая береза в роще Надменного Джона. Я до боли люблю эту рощу. Ты понимаешь, что это за боль. Илзи роща тоже нравится, и мы играем там почти все время, которое проводим не в Пижмовом Холме. У нас там три дорожки. Мы называем их Сегодняшней, Вчерашней и Завтрашней Дорогами. Сегодняшняя Дорога идет вдоль ручья, и мы назвали ее так, потому что она так прелестна сейчас. Вчерашняя Дорога идет среди пеньков там, где Надменный Джон срубил деревья, и мы назвали ее Вчерашней, потому что она была прелестна раньше. Завтрашняя Дорога всего лишь узенькая тропинка на расчищенном участке, и мы назвали ее так потому, что она будет прелестна, когда вдоль нее снова вырастут клены. Но, папа, дорогой, я не забыла любимых старых деревьев, которые росли возле нашего дома в Мейвуде. Я всегда вспоминаю о них, когда лягу в постель. Но здесь я тоже счастлива. Это нехорошо быть счастливой, как ты думаешь, папа. Тетя Элизабет говорит, что я очень быстро приодалела тоску по дому, но в диствительности я часто тоскую по нему в глубине души.

Я познакомилась с Надменным Джоном. Они с Илзи большие друзья, и она часто ходит к нему смотреть, как он работает в своей плотницкой мастерской. Он говорит, что за свою жизнь сделал достаточно лестниц, чтобы добраться на небеса без священника, но это просто у него такие шутки. На самом деле он очень набожный католик и каждое воскресенье посещает церковь в Уайт-Кросс. Я хожу к нему вместе с Илзи, хотя, возможно, мне не следовало бы, раз он враг моей семьи. У него величественная асанка и утонченные манеры, и он очень вежлив со мной, но нравится мне не всегда. Если я задаю ему серьезный вопрос, он всегда подмигивает Илзи поверх моей головы, когда отвечает. Это аскарбительно. Конечно, я никогда не задаю никаких вопросов про рилигию, но Илзи задает. Ей Надменный Джон нравится, но она говорит, что, будь его воля, он сжег бы нас всех на костре. Однажды она прямо спросила его, поступил бы он так или нет, а он подмигнул мне и сказал: О, мы не стали бы сжигать таких хорошеньких маленьких протестанток, как вы. Мы сожгли бы только старых и некрасивых. Это был очень несерьезный ответ. Жена Надменного Джона очень славная и совсем не гордая. Лицо у нее похоже на маленькое сморщенное розовое яблочко.