Истории про девочку Эмили

Эмили и Илзи замечательно играли вместе две недели, прежде чем произошла их первая ссора. Ссора, по-настоящему бурная, началась с простого спора о том, нужна или нет гостиная в домике для игр, который они устроили в роще Надменного Джона. Эмили хотела, чтобы гостиная была, а Илзи не хотела. Илзи мгновенно вспылила и показала, каковы Бернли в приступе ярости. Она весьма красноречиво выражала свой гнев, и залп оскорбительных «изысканных» словечек, который она выпустила в Эмили, ошеломил бы большинство девочек в Блэр-Уотер. Но когда дело касалось слов, Эмили была в своей стихии, а потому ее оказалось не так легко одолеть; она тоже рассердилась, но проявила это в спокойной, достойной, характерной для Марри манере, которая раздражала еще больше, чем грубость. Когда Илзи пришлось прервать свои обличительные тирады, чтобы немного перевести дух, Эмили, сидя на большом камне, нога на ногу, с темными от гнева глазами и пылающими щеками, вставила несколько кратких язвительных фраз, которые привели Илзи в еще большую ярость. Она густо покраснела, а ее глаза превратились в озера сверкающего, темно-желтого огня. Обе они были необыкновенно хороши в своей ярости, и нельзя, пожалуй, не пожалеть, что они не могли быть постоянно разгневаны.

— Не воображай, ты, плаксивая, сопливая малявка, будто можешь командовать мной только потому, что живешь в Молодом Месяце, — топнув ногой, визгливо выкрикнула Илзи в виде ультиматума.

— Я не собираюсь тобой командовать… я вообще не собираюсь больше с тобой общаться, — с презрением парировала Эмили.

— Я буду только рада от тебя избавиться… ты, гордая, самодовольная, надутая, высокомерная двуногая! — завопила Илзи. — Никогда больше ко мне не обращайся! И ходить по Блэр-Уотер и рассказывать гадости обо мне тоже не смей!

Слышать такое было невыносимо для девочки, которая никогда не «рассказывала гадостей» ни о своих подругах, ни о тех, что прежде были ее подругами.

— Я не собираюсь рассказывать о тебе никаких гадостей, — сказала Эмили внушительно. — Я собираюсь их только думать.

Такая перспектива представлялась гораздо более неприятной, чем любые обидные речи, и Эмили это знала. Ее угроза довела Илзи почти до исступления. Кто знает, что же такое невероятное сможет Эмили всякий раз, когда захочет, думать о ней, Илзи? Илзи уже успела узнать, каким богатым воображением обладает Эмили.

— Ты считаешь, мне есть дело до того, что ты думаешь, ничтожная змея? Да у тебя и ума-то вовсе нет.

— Что ж, у меня есть кое-что получше, — сказала Эмили со сводящей с ума улыбкой превосходства. — Кое-что, чего у тебя, Илзи Бернли, никогда не будет.

Илзи сжала кулаки, словно хотела сокрушить Эмили физической силой.

— Если бы я не могла писать стихи лучше тебя, я повесилась бы, — иронически заметила она.

— Я одолжу тебе десять центов на веревку, — сказала Эмили.

Илзи свирепо уставилась на нее, чувствуя себя побежденной.

— Можешь убираться к дьяволу! — заявила она.

Эмили встала и пошла — не к дьяволу, но домой, в Молодой Месяц. А Илзи дала выход своим чувствам, расшвыряв доски их «буфета с фарфором» и разбив пинками на куски их «моховой сад», и тоже удалилась.

У Эмили было ужасно тяжело на душе. Еще одна дружба кончилась разрывом… к тому же такая восхитительная, вдохновляющая дружба. Илзи была замечательной подругой — сомневаться в этом не приходилось. Когда гнев Эмили остыл, она подошла к чердачному окну и заплакала.

— Несчастная я, несчастная! — всхлипывала она драматично, но очень искренне.

Однако той горечи, что сопровождала ее разрыв с Родой, на этот раз она не испытывала. Эта ссора была честной, открытой и прямой. Ей не нанесли удар в спину. Но, разумеется, они с Илзи никогда снова не будут дружить. Вы не можете дружить с человеком, который назвал вас сопливой малявкой и двуногой, и змеей и велел убираться к дьяволу. Это невозможно. Да и сама Илзи никогда не сможет простить ее… у Эмили хватило честности, чтобы признаться себе, что она тоже внесла немалый вклад в их ссору.

Однако, когда на следующее утро Эмили отправилась в домик для игр с намерением забрать свою долю битого фарфора и досок, там уже усердно трудилась Илзи: полки были расставлены по местам, «моховой сад» восстановлен, а сделанная из еловых лап арка вела из жилой комнаты в красивую гостиную.

— Привет! Вот тебе гостиная. Надеюсь, теперь ты будешь довольна, — сказала она весело. — Что ты так долго не приходила? Я уж думала, ты совсем не придешь.

Такой прием привел в изрядное замешательство Эмили, успевшую за минувшую трагическую ночь похоронить свою вторую дружбу и выплакаться над ее могилой. Она не была готова к ее столь быстрому воскресению. Но, насколько это касалось Илзи, все выглядело так, будто никакой ссоры не произошло.