Истории про девочку Эмили

— Лучше возьми котяру, — посоветовал кузен Джимми. — Не будет никаких хлопот с котятами.

— Джимми! — сурово оборвала его тетя Элизабет. Эмили удивилась этой суровости. Почему нельзя говорить о котятах? Но ей не понравилось, что Майка назвали «котярой». Почему-то это звучало оскорбительно.

Не понравились ей так же суета и шум сборов. Ей не хватало прежней тишины, милых, памятных разговоров с папой и казалось, что его уносит от нее, словно волной, наплыв всех этих Марри.

— А это что? — неожиданно спросила тетя Элизабет, на мгновение прервав упаковку вещей. Эмили подняла глаза и с ужасом увидела, что в руках у тети Элизабет старая желтая амбарная книга… что она открывает ее… что она читает ее. Эмили подскочила и выхватила книгу у нее из рук.

— Вы не должны читать это, тетя Элизабет, — воскликнула она раздраженно. — Это мое… мои личные бумаги.

— Фу-ты, ну-ты, мисс Старр, — сказала тетя Элизабет, пристально глядя на нее, — позволь мне сказать, что я имею право читать все твои записи. Я теперь отвечаю за тебя. И запомни, что я не потерплю никаких секретов и ничего сделанного исподтишка. У тебя тут явно что-то такое, что ты стыдишься показать, и я намерена это прочесть. Дай сюда книгу.

— Мне вовсе не стыдно! — воскликнула Эмили, пятясь и прижимая к груди свою драгоценную книгу. — Но я не позволю вам… и никому другому… читать это.

Тетя Элизабет шагнула к ней:

— Эмили Старр, ты слышишь, что я говорю? Дай мне книгу… сейчас же.

— Нет… нет! — Эмили повернулась и бросилась прочь. Она ни за что не позволит тете Элизабет прочесть это. Она подскочила к кухонной плите… распахнула дверцу духовки и… бросила книгу в пылающий огонь. Бумага загорелась, пламя весело полыхнуло. Эмили в муках отчаяния смотрела на огонь. Казалось, в нем горит часть ее самой. Но тетя Элизабет никогда не увидит страниц этой книги… не прочтет ни тех маленьких рассказов, которые она написала и прочитала папе… ни ее фантазий о Женщине-ветре и «Эмили в зеркале»… ни кошачьих диалогов… ни всего того, что она написала вчера вечером о клике Марри. Она следила, как листы съеживались и дрожали, словно им было больно, а потом почернели. На одном из них отчетливо проступила белая строчка: «Тетя Элизабет очень холодная и подменная». Что если тетя Элизабет видела это? Что, если она видит это сейчас! Эмили с опаской бросила взгляд через плечо. Нет, тетя Элизабет вернулась в комнату и хлопнула дверью так, что, будь на ее месте любой, не принадлежащий к семейству Марри, можно было бы употребить слово «грохнула». Амбарная книга превратилась в маленькую кучку белых пленок на пылающих углях. Эмили присела возле печи и заплакала. У нее было такое чувство, словно она утратила что-то бесконечно драгоценное. Мысль о том, что все те дорогие ее сердцу описания, вдруг исчезли, казалась совершенно ужасной. Никогда, никогда она не сможет написать все, что было, заново… это будет уже не то же самое; и, даже если бы она могла, она не решилась бы… она никогда больше не посмеет ничего написать, если все это непременно должна будет прочесть тетя Элизабет. Папа никогда не требовал, чтобы она показывала ему все, что пишет. Она сама любила читать ему свои записи… но, если у нее не было желания читать, он никогда не настаивал. Неожиданно Эмили, с еще блестящими на щеках слезами, написала в воображаемой амбарной книге строку: «Тетя Элизабет холодная и подменная; а еще она несправедливая».

На следующее утро, пока кузен Джимми привязывал сундуки к задку экипажа, а тетя Элизабет отдавала Эллен последние распоряжения, Эмили попрощалась со всеми: с Петушиной Сосной, с Адамом и Евой — «им так будет не хватать меня, когда я уеду; здесь не останется никого, кто любил бы их», — пробормотала она печально — и с разветвленной трещиной на кухонном окне… и со старым креслом… и с полосатой травой на клумбе… и с серебристыми леди-березками.