Истории про девочку Эмили

— Есть в твоей парте чернила моей бабушки, щетка для ботинок моего кузена и зонтик мужа моей тети?

Эмили ответила ему почти так же бойко и точь-в-точь так же французисто:

— Нет, но в моей корзинке есть перо твоего отца, сыр трактирщика и полотенце горничной твоего дяди.

Она была очень разочарована тем, что не может готовиться к поступлению в семинарию, и, чтобы утешиться, писала еще больше стихов, чем прежде. Особенно приятно было писать стихи зимними вечерами, когда за незанавешенными окнами завывали метели, наметая в саду и огороде громадные призрачные сугробы, на которых сверкали, словно звездочки, отраженные в темных оконных стеклах огоньки горящих в доме свечей. Она также создала несколько произведений в прозе. Среди них были истории о роковой любви, в которых она героически прокладывала себе путь через ужасные препятствия в виде страстных диалогов… рассказы о бандитах и пиратах, писать о которых было приятнее: ведь они могут обойтись без любовных речей… трагедии из жизни графов и графинь, чьи разговоры она очень любила пересыпать обрывками французских фраз… а так же сочинения на десяток других тем, о которых ей ровным счетом ничего не было известно. Она подумывала о том, чтобы начать роман, но решила, что будет слишком трудно набрать достаточно бумаги. Все почтовые извещения она уже исписала, а «книжки от Джимми» были недостаточно большими, хотя всякий раз, когда старая оказывалась почти исписанной, в школьной корзинке Эмили таинственным образом появлялась новая. Казалось, кузен Джимми обладал сверхъестественной способностью угадывать нужный момент… что было частью его неповторимой натуры.

Затем, однажды вечером, когда она лежала в постели в своей комнатке, наблюдая за полной луной, ярко сияющей в безоблачном небе над заснеженной долиной, у нее возникла ошеломившая ее саму идея.

Она пошлет свое самое последнее стихотворение в шарлоттаунскую «Энтерпрайз»!

В «Энтерпрайз» существовал «Уголок поэта», где часто появлялись «свежие» стихотворения. В глубине души Эмили считала, что ее собственные ничуть не хуже… и, возможно, не ошибалась, поскольку большинство стихов, печатавшихся в «Энтерпрайз», были безнадежной халтурой.

Эмили так загорелась этой идеей, что почти всю ночь не могла уснуть… да ей и не хотелось спать. Было просто замечательно лежать в темноте, трепеща от восторга, и рисовать в воображении, как все это будет. Она видела свои стихи напечатанными и с подписью «Э. Берд Старр»… Она видела сияющие гордостью глаза тети Лоры… Она видела мистера Карпентера, показывающего газету незнакомым людям: «Произведение моей ученицы… чтоб мне…» Она видела всех своих соучеников, завидующих или восхищенных — в зависимости от характера… Она видела себя уверенно стоящей, по меньшей мере одной ногой, на лестнице, что ведет к славе… одолевшей по меньшей мере один холм на «альпийской тропе», холм, с вершины которого перед ней открываются новые великолепные горизонты.

Настало утро. Эмили отправилась в школу такая рассеянная по причине своего волнующего секрета, что за весь день не справилась ни с одним заданием. Мистер Карпентер рвал и метал. Но с нее все было как вода с вошедшего в поговорку гуся. Ее тело присутствовало в школе Блэр-Уотер, но дух парил в заоблачных высотах.

После занятий она сразу же отправилась на чердак с листком писчей бумаги в половину обычного формата. Она очень старательно переписала на этот листок свое стихотворение, обратив особое внимание на то, чтобы над всеми i стояли точки, а все t были перечеркнуты, но заполнила обе стороны бумаги в блаженном неведении о существующем на этот счет табу. Затем она с восторгом прочитала свое произведение вслух, не забыв и название — «Вечерние грезы». Была в нем одна строчка, которую она перечитала два или три раза:

Чарующая музыка эфира.

— Думаю, эта строчка особенно хороша, — сказала Эмили. — Даже удивляюсь, как это я такое придумала.

На следующий день она отправила стихотворение по почте в газету и до следующей субботы жила в восхитительном сознании тайны. Когда пришел очередной номер «Энтерпрайз», она, дрожа от нетерпения, холодными как лед пальцами развернула его и заглянула в «Уголок поэта». Сейчас настанет для нее великий миг!

На странице не было и следа «Вечерних грез»!

Эмили отбросила «Энтерпрайз» и убежала к чердачному окошку, где, упав ничком на старый диван, выплакала горечь разочарования. Она испила чашу поражения до самого дна. Для нее это была настоящая трагедия. Она чувствовала себя точно так, как если бы получила пощечину. Она была втоптана в пыль унижения и уверена, что никогда больше не сможет подняться.