Она уже смотрела однажды в лицо смерти — или, вернее, думала, что это так, — когда Надменный Джон сказал ей, что она съела отравленное яблоко… но теперь ей было даже еще тяжелее. Умереть здесь, совсем одной, вдали от дома! И, возможно, никто никогда не узнает, что стало с ней… ее никогда не найдут. Вороны или чайки выклюют ей глаза. Она вообразила все это так живо, что чуть не вскрикнула от ужаса. Она просто исчезнет из этого мира, как исчезла мама Илзи.
«Я должна быть очень мужественной и терпеливой, — думала она. — Единственная надежда на спасение в том, чтобы лежать неподвижно. А молиться я могу мысленно… я уверена, что Бог слышит мысли так же хорошо, как слова. Так приятно думать, что Он слышит меня, когда не слышит никто другой. О Бог… папин Бог… пожалуйста, соверши чудо и спаси мою жизнь, так как я думаю, что еще не готова умереть. Прости, что я не на коленях… Ты же видишь, я не могу шевельнуться. А если я умру, пожалуйста, не допусти, чтобы мои почтовые извещения нашла под диваном на чердаке тетя Элизабет. Пожалуйста, пусть их найдет тетя Лора. И, пожалуйста, не позволяй Кэролайн отодвигать шкаф в Розовой комнате, когда она будет делать уборку, а иначе она найдет „книжку от Джимми“, и прочтет, что я написала о ней. Пожалуйста, прости все мои грехи, особенно то, что я не проявила должной благодарности и отрезала челку против желания тети Элизабет, и, пожалуйста, сделай так, чтобы папа оказался не очень далеко от меня на пути на небеса. Аминь».
Затем, по привычке, она подумала, что стоит добавить постскриптум: «Ах,
Эмили лежала совершенно неподвижно. Свет опускающегося к горизонту солнца красил воды бухты в теплые золотистые и розовые тона. На утесе перед ней на фоне янтарного великолепия неба вздымала свои темные ветви громадная сосна — часть красоты чудесного мира, постепенно ускользавшего от Эмили. С залива поднялся ветер, и к ней начала подбираться вечерняя прохлада. Один раз кусочек каменистой земли возле самого ее бока отломился и упал… Снизу до Эмили донесся глухой удар гальки о прибрежные валуны. Часть глыбы, на которой лежали ее ноги, тоже была довольно неустойчива и могла, как чувствовала Эмили, отломиться в любой момент. Как страшно будет лежать здесь, когда совсем стемнеет. Ей была видна большая астра, которая увлекла ее к гибели и которая покачивалась теперь над ней, так и не сорванная, и все такая же темно-лиловая и прелестная.
А затем, за этой астрой, она вдруг увидела обращенное к ней лицо мужчины!
Она услышала, как он произнес чуть слышно: «Боже мой!» — и увидела, что он худощавый, а одно его плечо немного выше другого. Должно быть, это был Дин Прист — Кривобок. Эмили не смела окликнуть его. Она лежала неподвижно, а ее большие серо-лиловые глаза говорили: «Спаси меня».
— Как я могу помочь? — произнес Дин Прист хрипло, словно про себя. — Мне не дотянуться до тебя… и, похоже, от малейшего прикосновения или сотрясения эта оторвавшаяся глыба земли упадет с утеса. Я должен пойти за веревкой… и оставить тебя здесь одну… в таком положении. Ты можешь ждать, детка?
— Да, — чуть слышно ответила Эмили. Она улыбнулась ему, чтобы его ободрить… слабой нежной улыбкой, которая началась с уголков ее рта и медленно залила все лицо. Дин Прист навсегда запомнил эту улыбку… и неподвижные детские глаза, смотревшие на него с маленького лица, лежавшего так опасно близко к обрыву.
— Я постараюсь вернуться поскорее, — сказал он. — Я не могу идти быстро… понимаешь, я немного хромаю. Но не бойся… я спасу тебя. Я оставлю с тобой моего пса. Он составит тебе компанию. Эй, Твид!
Он свистнул — появилась большая рыжевато-золотистая собака.
— Сиди тут, Твид, пока я не вернусь. Не шевели ни одной лапой… не маши хвостом… говори с ней только глазами.
Твид послушно сел, а Дин Прист исчез.
Эмили продолжала лежать у самого края обрыва и мысленно составляла описание происходящих событий. Она все еще была испугана, но не настолько, чтобы не суметь вообразить, как сама на следующий день запишет в свою «книжку от Джимми» рассказ о том, что происходит здесь. Это будет весьма драматичное повествование.
Ей было приятно сознавать, что поблизости сидит большая собака. Она не так много знала о собаках, как о кошках. Но пес, наблюдавший за ней большими добрыми глазами, выглядел очень человечным и заслуживающим доверия. Котята были очаровательны… но никакой котенок не стал бы сидеть здесь и ободрять ее. «Пожалуй, — мелькнуло в голове у Эмили, — когда человек в беде, ему лучше иметь собаку, чем кошку».
Прошло полчаса, прежде чем Дин Прист вернулся.