Истории о Рыжем Ханрахане

      Оуэн Ханрахан, дряхлый поэт, в этот майский день молодой
      Свою голову горестно проклял, ибо стала она седой.
      Проклял пестрого он орла, что в глуши Беллиголи живет,
      Ибо старше тот всех на земле, и познал много бед и забот.
      Проклинает и старый тот Вяз, что запомнил начало веков,
      У Ступеней угрюмо растущий, у пустынной Двери Ветров.
      Проклинает он серую Щуку, что в Даргане влачит плавники,
      Потому что в боках ее древних остроги торчат и крючки.
      Проклят будь старикан Педди Бруэн, что живет у Колодца Невест,
      Потому что башка его лыса, а в душе его нет целых мест.
      Проклят будь Питер Харт, сосед, и дружок его — Майкл Гилл,
      Потому что врут они вечно, а закончить вранье нету сил.
      Проклят будь и Шемус Кулинан, пастух из Зеленой Земли,
      Потому что кривы его руки, ну а вместо ног — костыли.
      Старикан Педди До, ты отныне мрачным Севером проклят навек,
      Ты, решивший седою башкою лечь на грудь, что бела как снег.
      Ты, решивший сломать сладкий голос и милое сердце разбить,
      Будешь проклят до тех пор, покуда твоей жизни не кончится нить.
      Но восславит поэт цветочки, ведь они в этот день молодой
      Красотой расцветут, и до смерти будут нам сиять красотой.

Он повторял эти стихи детям, строчка за строчкой, пока каждый не смог пересказать хотя бы часть, а самый смышленый и все стихотворение.

— На сегодня довольно, — сказал он им тогда. — Теперь вы должны пойти по домам и петь эту песню, на мотив "Связок тростника", каждому встречному, а потом и самим упомянутым в ней старикам.

— Я готов, — откликнулся один из детей. — Я хорошо знаю старика Педди До. На последний Иванов день мы спустили ему мышь в камин, но ЭТО будет повеселее мыши.

— А я пойду в город Слайго и спою на улицах, — сказал другой.

— Правильно, — отвечал Ханрахан, — и дойдите до Буроу, передайте Маргарет Руни и Мэри Джиллис, что надо петь эту песню, и пусть поют ее все нищие и бродяги, сколько смогут. — Дети выбежали, гордясь и спеша свершить пакость, распевая на бегу, и понял Ханрахан — теперь его точно услышат все.

Следующим утром он уселся у двери хижины, следя, как по двое и по трое пробираются к нему меж деревьев ученики. Поячти все уже подошли, и он стал отмечать место, на котором стоит солнце, чтобы знать, когда кончить урок; но тут услышал он звук, подобный гудению пчел в воздухе или шуму подземной реки в пору половодья. Вскоре он узрел толпу, поднимавшуюся к хижине от дороги, и заметил, что состояла она сплошь из стариков, которых вели Педди Бруэн, Майкл Гилл и Педди До, и что у всякого в руках была дубина или крепкий сук. Когда они увидели его, то вздели вверх свои палки — словно это буря взволновала лес — и побежали на него, семеня слабыми ногами.

Он, не медля, помчался вверх по холму, пока не скрылся от их глаз.

Некоторое время спустя он вернулся, прячась в зарослях утесника, пробираясь вдоль канавы. Когда взору открылась хижина, он увидел, что старики толпятся вокруг нее, и один кинул на крышу пук горящей соломы.

— О горе, — сказал он. — Я восстановил против себя Дряхлость, Слабость и Болезненность, и теперь должен вновь скитаться. И, о Пресвятая Царица Небесная, — добавил он, — сохрани меня от Орла Беллиголи, от Ясеня со Ступеней Чужака, Щуки из озера Дарган и от горящей соломы их побратимов, Стариков!

Видение Ханрахана

В месяце июне показался Ханрахан на дороге близ Слайго, но не вошел в город, а отправился к Бен Бальбену; думы о прошлом овладели им тогда, и не было желания видеться с обычными людьми. Продвигаясь, он напевал под нос песню, пришедшую к нему в одном из снов: