Истории о динозаврах

Ночью, когда я уйду и когда ты встанешь в туалет, ты увидишь, чтó я разложил для тебя на полу и повсюду вокруг – эти книги открыты, они ждут. В них ты обнаружишь зверя, настоящего монстра – он ревёт, и визжит, и бежит, и пожирает огонь, и сокращает время. И ты сможешь стать его частью.

Это совсем другой зверь? Да, зато какой громадный, какой великолепный, он тебе точно подойдёт, ты сумеешь до него дорасти.

Прислушайся ко мне во сне, Бен, и ночью, прежде чем задремать снова, поройся в этих книгах, полистай их страницы, изучи картинки. Хорошо?

Старик оглянулся на принесённые им тома, выложенные колдовскими письменами на полу спальни.

Изображения раскалённых паровозов ждали своего читателя, гигантские зверюги, вырвавшиеся из ада, выдыхали пламя и размётывали сажу над ночными полями. А инженеры-паровозостроители, оседлавшие тёмных зверюг, выглядывали наружу, отслеживая огненные ветра, и улыбались по-паровозному счастливыми улыбками.

– Вот фуражка инженера, Бен, – прошептал дедушка. – Расти голову, расти мозг, а главное – расти мечты, чтобы она тебе подошла. В ней достаточно приключений для любого мальчишки – и целая жизнь, состоящая из путешествий и славы.

Старик обвёл взглядом пламенеющие машины, завидуя их поршневой красе и словно наяву воображая их громогласные первобытные голоса.

– Ты меня слышишь, Бен? Ты слушаешь?

Мальчуган заворочался, мальчуган застонал во сне.

– От всей души надеюсь, что так, сынок, – выдохнул дедушка.

Дверь спальни закрылась. Старик исчез. Весь дом спал. Где-то далеко в ночи проревел поезд. Бенджамин в последний раз перевернулся с боку на бок, и лихорадка его оставила. Испарина высохла на ясном челе. Ласковый ветерок из открытого окна листал страницы открытых книг, являя миру одного железного зверя за другим, одного за другим…

На следующее утро – а было как раз воскресенье – Бенджамин спустился к завтраку с запозданием. Он спал долго и крепко, и снились ему разнообразные сны, молитвы, пожелания, свёртки с тем и этим, старые кости того и другого, плоть и кровь чего-то утерянного и запредельного, сгинувшее прошлое и многообещающее будущее.

Мальчик медленно сошёл вниз по ступеням, чистый и обновлённый.

Несколько пансионеров, всё ещё сидевшие за столом, завидев Бена, вскочили, промокнули губы салфетками и ретировались восвояси, от души надеясь, что уход их не напоминает поспешное бегство.

В дальнем конце стола дедушка делал вид, что читает международные новости на первой странице газеты, но всё это время следил глазами за внуком поверх заголовков. Бен уселся и взялся за нож и вилку, дожидаясь, когда бабушка положит ему стопку блинов, утопающих в жидком солнечном свете.

– Доброе утро, Бенджамин, – поздоровалась бабушка, выплывая из кухни навстречу домашним делам.

Бенджамин ждал, не открывая рта. Он словно что-то обдумывал, осмысливал, обмозговывал, полузакрыв глаза.

– Бенджамин, доброе утро, – напомнил дедушка из-за газеты.

Бенджамин по-прежнему размышлял про себя, намертво стиснув губы.

Стол безмолвствовал и ждал.

Дедушка непроизвольно подался вперёд. Ноги у него напряглись. Когда мальчик наконец откроет рот, издаст ли он жуткий древний вопль, кошмарный крик, возвещающий рождение новой карьеры юного Бенджамина? Превратится ли его улыбка в частокол кинжалов, а язык – в кровавую волну?

Дедушка покосился в сторону.

Пёс вернулся с пустыря и только что прошмыгнул в кухню сгрызть печенье. Кошка уже спустилась с крыши и теперь, слизав сметану с усов, тёрлась о правую бабушкину лодыжку. Мистер Винески? И он тоже того гляди поднимется по парадному крыльцу?

– Бен, – наконец не выдержал дедушка, – а кроме динозавра, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Бенджамин вскинул голову и улыбнулся, продемонстровав самые обыкновенные, аккуратненькие, точно кукурузные зёрнышки, зубы. Молча облизнул губы самым обыкновенным языком. Взял с коленей и надел полосатую фуражку инженера – даже не по размеру большая, она отлично ему подошла.

Вдали, проносясь по кромке утра, шумно ухнул поезд. Бенджамин прислушался к нему, кивнул, вздохнул, издал горлом тот же звук и отозвался:

– Мне кажется, дедушка, ты и сам знаешь. Мне кажется, ты знаешь.

И, больше не скрежеща зубами, принялся за завтрак. Дедушка не мог не последовать его примеру. Пёс и кошка наблюдали за ними от двери.

Бабушка, так ничего и не заметив, принесла новую порцию горячих блинчиков и снова вышла за сиропом.

Раскат грома

Объявление на стене словно расплывалось за пеленой текучей тёплой воды. Экельс непроизвольно сморгнул, и в сиюминутной тьме реклама вспыхнула огненными буквами:

САФАРИ ВО ВРЕМЕНИ, ИНКОРПОРЕЙТЕД.

САФАРИ В ЛЮБОЙ ГОД ПРОШЛОГО.

ВЫ ВЫБИРАЕТЕ ДИЧЬ.

МЫ ДОСТАВЛЯЕМ ВАС НА МЕСТО.

ВЫ СТРЕЛЯЕТЕ.

В горле Экельса скопилась тёплая слизь; сглотнув, он протолкнул комок внутрь. Мышцы вокруг рта сложились в улыбку. Он медленно извлёк на свет руку – и помахал чеком на десять тысяч долларов перед человеком за стойкой: