тоже, что это не вы все подстроили, а так просто совпало. Поверь, если бы я не поверила в это, я
бы никогда тебе не позвонила.
- Знаю. Кстати, а почему ты с Сережиного номера звонишь? Почему не со своего?
- Я же не знаю, есть ли у тебя мой номер, и стал бы ты разговаривать со мной. А с Сережей ты
всегда готов переговорить.
Особой беды, чтобы приехать и побеседовать с подругой искусствоведа я не видел, а вот
отношения с Сережиной женой мне все-таки стоило улучшить.
- Хорошо, приеду в течении часа. Можешь вкратце рассказать, в чем там дело?
- Могу, но не буду. Сережа мне неоднократно говорил, что вы лучше работаете, когда на это
не накладывается чужое личное мнение.
Я рассмеялся.
- Похоже, что вы скоро лучше нас будете знать, как мы работаем. И все-таки, насколько все
серьезно?
- По десятибалльной шкале? Почти на девятку. В смысле для начала тебе придется привести
мою подругу в нормальное состояние, а уже потом расспрашивать.
Я мигом стал серьезным.
- Ты что-нибудь про меня ей говорила?
- Только то, что приедет человек, который сможет помочь. Имени не называла, успокойся.
- Хорошо, ждите.
Я отправился к ним. Честно говоря, я не имел ни малейшего понятия о ее шкале измерения
проблем, и не знал, есть ли на этой шкале отметка для сломанного ногтя. По моей шкале,
сломанный ноготь не тянул даже на одну сотую балла.
Приехав к ней на работу, я прошел в ее кабинет, и устроился в кресле. Обе девушки
выглядели подавленными, и, поскольку я все-таки немного знал Сережину супругу, я
почувствовал, что она очень переживает за подругу, и разделяет с ней ее боль. По сути, это мне
давало очень немного, всего лишь то, что они очень близкие подруги и дело действительно из
ряда вон.
- Будь добра, оставь нас пожалуйста, – сказал я Сережиной жене – и не волнуйся, я обо всем
позабочусь.
- Может мне остаться?
- Нет. Пока что ты помогала ей тем, что делила все с ней, но сейчас мне нужно, чтобы все
было в полном объеме, чтобы я мог правильно оценить. Это, конечно, попахивает садизмом, но
других вариантов нет.
- Ладно.
Она повернулась к подруге.
- Это тот человек, о котором я говорила. Он сможет помочь. Верь ему.
Я проводил ее за пределы кабинета благодарным взглядом.
- Итак?
Она вздохнула, и посмотрела мне в глаза.
Меня окатило неприкрытой болью, горем, отчаяньем, и еще многими другими «приятными»
вещами.
- Ох-х-х… Все настолько плохо?
- Да.
В этом единственном слове, которое я пока от нее услышал, было вложено столько, что я
подумал о том, не стоит ли мне от нее «отключиться».
- Расскажите.
Она кивнула.
- Не знаю, что вам уже про меня рассказали, но я замужем…
- Мне не рассказывали вообще ничего, так что расскажите мне обо всем, что сочтете нужным.
Для того, чтобы я вам помог, важно все.
- Хорошо. Я замужем вот уже пять лет. Долгое время я не решалась завести ребенка, но год
назад все-таки решилась, и несколько месяцев назад родила сына.
- Сколько?
- Четыре месяца назад. Не доносила три недели.
- Продолжайте.
Пока она держалась хорошо, и только излагала факты.
- Я…
Ее голос начал срываться, и меня накрыло ее ощущениями.
Безумная усталость, одиночество, безысходность и ужас.
- Я убила своего сына.
Только выдержка, приобретенная с годами, позволила мне усидеть.
- Об этом знают?
- Да. Муж узнал первым.
Боже, да у нее ум за разум заходит.
- И он позвал милицию. Сейчас завели дело, но адвокат говорит, что это вовсе не моя вина,
что это несчастный случай. Он докажет это, но я то знаю правду.
Я вздохнул.
- И правда заключается в том, что…
- В том, что я убила своего сына. Он постоянно плакал, кричал, и меня это сводило с ума. У вас
есть дети?
- Пока нет.
Она была готова к помешательству, и я вместе с ней, поскольку в этот момент разделял все ее
чувства.
- Тогда, наверное, вам этого не понять.
- Я понимаю.
Это было сказано мной настолько искренне, насколько это вообще было возможно, и она
поверила.
- Я оставила его в ванночке. Оставила и ушла в комнату за полотенцем и кремом. Я слишком
долго была там.
Она начала чеканить слова, и это был верный признак того, что сейчас она может сорваться.
Я вынужден был допустить этот срыв. Она сама не понимала, но ей нужно было сорваться и
выплеснуть все эмоции наружу. Все то, что она давила в себе эти дни.
- Я его убила. Я его убила, вы слышите!!!
Ее голос сорвался, и меня затопило чужими эмоциями.
Горе. Вина. Ужас и безысходность. Желание покончить с собой, после того, что она допустила.
Поток речи становился бессвязным, но в нем периодически проскакивали нужные мне слова
и фразы.
- Муж ушел. Он не смог оставаться рядом. Подруги смотрят как на монстра. Люди, которые
знают об этом, молчат, но лучше бы уж они все высказали. Родители тоже отвернулись. У меня
больше никого не осталось. Я все уничтожила. Домой вернуться не могу.
Это и многое другое выплескивалось на меня, а я сидел внешне бесстрастный и молчаливый,
хотя внутри бушевало тоже, что и в ней.
Наконец, поток слов стал иссякать, и она начала зацикливаться на одной фразе:
- Что мне делать. Что мне теперь делать.
Голос стал постепенно затухать, и лишь тогда я позволил себе сделать то, что было