Истории давние и недавние

По одной из версий ревнивая королева отравила Розамунду, как Сократа, по другой — принесла ей свой меч и предложила покончить с собой, по третьей — сварила её в кипятке находившейся во дворце бани (подобно тому, как некогда Дедал [2]сварил Миноса, отыскавшего его в Сицилии), по четвёртой — приставила к её грудям двух жаб, которые и выпили всю кровь Розамунды, так что король, вернувшись к ней, обнаружил тело весом килограмм двадцать. Он похоронил Розамунду в монастыре (в то время в Англии они ещё были) Годстов, причём на могильной пирамиде можно и сейчас прочесть «Hic jacet in tumba Rosa mundi, non rosa munda». Насколько я разобрал эту латынь, «здесь покоится не роза небесная, а роза земная», но «небесная» может означать также «благоухающая», «прекрасная», «космическая» и даже «дьявольская», а «земная» — «светская», «вонючая», «уродливая».

Недавно один крупный деятель из Российской Академии наук объяснил мне, что все академики делятся на две категории: завлабы и директора. Завлабы вознаграждаются судьбой крупными научными открытиями, в то время как директорам достаются от судьбы иные поощрения. В этот раз мы с ним не стали обсуждать, к какой категории принадлежит он сам, чьи научные достижения неоспоримо замечательны. Но я подумал, что, если верна моя гипотеза о том, что надпись на могиле Розамунды сочинена Элеонорой, то, выходит, Элеонора уже в XII веке различала эти две категории специалистов (если и не для всех представленных в РАН областей науки, то хотя бы для вышивания шёлками).

В «Волшебном двуроге» теория лабиринтов завершается странной «песней тетушки Розамунды», которой я, конечно, не понимал; но теперь думаю, что Бобров — акмеист, поэт и друг не то Есенина, не то Маяковского — наверное, знал эту историю.

В современном английском кино Элеонору Аквитанскую показывают в фильме «Лев зимой».

Площадь Вогезов

Недалеко от мэрии (Отель-Виль) улица предместья Сент-Антуан соединяется с улицей Риволи, образуя треугольную площадь. На этом месте Парижа в старое время находился стадион для рыцарских турниров, а из окон окрестных домов на эти турниры смотрели дамы, вплоть до королев.

Один из турниров очень знаменит и сыграл большую роль в истории Франции. Король Генрих II, сын Франциска I и муж Катерины Медичи, очень любил охоту, турниры и всякие телесные упражнения. В юном возрасте его обучила любви любовница отца Диана де Пуатье, тридцатилетняя вдова (а ему было пятнадцать). Родители решили женить принца и привезли ему из Италии пятнадцатилетнюю Катерину Медичи (с её ядами, алхимиками и т. д.). Но Генрих II не желал иметь с ней дела, так как любил Диану. В конце концов Диана загнала Генриха II в постель Катерины, убедив его в необходимости произвести наследников.

Впоследствии Генрих II достраивал Лувр и оставил на выстроенных им стенах вензель  (HDC, что означает: Генрих, Диана, Катерина), который там виден и сейчас.

Во время описываемого турнира (1559 г.) Генрих сражался со своим другом и напарником, который ударил его так сильно, что отломал конец своей пики с набалдашником. Острый конец оставшейся части проник в глазницу короля, и он вскоре умер в страшных мучениях.

Французские обычаи требуют ставить на могиле короля (в соборе Базилика Сен-Дени) мраморное надгробие в виде ложа, на котором лежат нагие король и королева в той позе, в какой их застала смерть. Поэтому с короля была снята маска. Когда лет через тридцать королеве Катерине Медичи пришла пора умирать, она заказала надгробие лучшему скульптору, и тот сделал его с замечательным реализмом: умирающий в страшных муках молодой король соседствует со старухой.

Недовольная королева заказала новое надгробие скульптору-лакировщику, и он сделал обоих супругов примерно ровесниками. После смерти королевы встал вопрос, какое же надгробие использовать. По-видимому, решал его зять, Генрих IV, бывший тогда королём. Во всяком случае, сейчас оба надгробия — и реалистическое, и льстивое — стоят рядом.

После турнира Катерина не захотела больше жить во дворце Турне ль, расположенном недалеко от места турнира, и даже сломала этот дворец, переехав в Лувр (который только с тех пор и стал местом жительства королей). Позже обломки дворца убрали и образовался пустырь.

Генрих IV решил украсить этот пустырь, построив впервые в Париже площадь общей архитектуры по единому проекту. На противоположных концах этой квадратной площади стоят дома короля и королевы, дюжина соединяющих их меньших особняков досталась знати (злые языки уверяли, что Генрих предназначил каждый из них одной из своих любимых).

Поскольку других площадей в Париже не было, эта получила название «Площадь». Но позже Людовик XIV построил ещё круглую «Площадь побед» с памятником себе самому. Тогда квадратную площадь переименовали в «Королевскую площадь». Революция заменила это название на «Площадь независимости», а потом в период разрухи решили дать ей имя того из департаментов, который первым заплатит налоги. Вот почему она теперь называется «Площадь Вогезов».