Он подумал: а что если птица, похожая на болотную выпь после сытного ужина, сказала правду? Вдруг на самом деле есть в природе нашей сказочной такое несуразное и зловредное колдовство?
Превращаться в дерево, будь то дуб, кедр или любое другое молчаливое изваяние, и навечно оставаться здесь ему очень не хотелось. Решил выдренок Константин набрать воды из родника в особую непромокаемую котомку, которую он прихватил с собой, и пока пойти дальше. А там видно будет. Наверное, просто это место неправильное. Надо пройтись и подумать.
Константин, тяжело вздохнув, взвалил на плечи свою поклажу и пошел в сторону Дальнего Леса. Домой.
И не догадывался он, что за каждым его шагом внимательно наблюдали две пары насмешливых глаз. Норка Анфиса и филин сидели поблизости, в соседних кустах, и с интересом следили за каждым шагом выдренка. Не то чтобы Анфиса сомневалась в силе своей магии, но интересно было посмотреть, как все это сработает. Бывает так, что и обычная вода становится волшебной, если грамотно заговорить ее. Анфиса, не чуждая миру магии и колдовства, совершенно точно знала, что слова материальны. Тем более в таких сказочных местах. Филин, который был далек от магии, тоже с интересом ждал, как себя поведет Константин.
— Ничего из этого путного не выйдет, — пробурчал по привычке филин, — я просто уверен, что никогда не сработает это против Константина. Ты уж поверь мне. Глуп он неимоверно, но не так уж доверчив. Да и птица у тебя какая-то странная наворожилась. Ну что это за уродина! Ты бы чаю меньше пила перед заговором. Ведь что получилось: вроде и цапля, а вроде и нет. Как-то ты не постаралась в этот раз.
— А вот и сработает, — возразила норка Анфиса. — Определенно, даже не сомневаюсь. Он уже сейчас поверил. Посмотри, пить из родника отказался. А было бы интересно его превратить в дерево. Получился бы красивый дуб или липа. Ну да ладно… Вот поверь мне: как только он лес родной завидит, так и выпьет родниковой воды. Вот увидишь. А по поводу птицы? Ну что тебе сказать — ведь это импровизация, и, по-моему, очень даже милая. Да только случаются мелкие несуразности и при самой прекрасной задумке. Оно, может, и лучше — есть в ней какой-то шарм необычного и таинственного. Запоминающийся образ получился.
— Не знаю птицы с таким чудным названием в наших местах. Похожа на цаплю, но гораздо толще. Как ты ее назвала-то?
— Импровизация. Только это вовсе не птица, — начала было объяснять Анфиса, но вовремя остановилась и решила для ясности и краткости упростить ответ. — Ты последнее время начал мне Константина напоминать, а жаль. Ну да ладно, это я так, к слову пришлось. А импровизация, знаешь ли, это такой прием в искусстве. Она каждый раз новая и непохожая на другие. Типа загогулин Василия, но бестелесная и изменчивая сущность. Вот. Ну, это я тебе так, в двух словах объясняю. Упрощаю для краткости и простоты разговора. Я же тебе не хорек Василий, чтобы лекции про разные мудреные слова читать.
— Даже и не знаю, я к импровизациям твоим не привычен, — не унимался филин. — Но уж больно просто все, а образ, как ты называешь это получившееся сущее природное безобразие, какой-то очень уж упитанный вышел. Очень даже телесный. Надо было тебе колдануть чуть-чуть получше, что ли. А может быть, следовало тебе еще какую-нибудь особо точную и большую магию сотворить.
— Большая магия всегда проста, — уверенно парировала Анфиса тоном знатока волшебства и конкретных магических дел, — уж такая исконная природа всякого подлинного колдовства. И не спорь со мной.
Филин при этом уже сам смекнул, что спорить с лесным магом о природе колдовства себе дороже, и лишь вздохнул в ответ. Да и почувствовал он, что норка Анфиса не в духе.
Меж тем выдренок Константин весь пребывал в страшных сомнениях. И пить хотелось, и в дерево превратиться страшно боялся. Вот ведь незадача какая — трагедия выбора во всей ее несуразной вредности. Будучи в расстроенных чувствах, он устало брел по дороге. И казалось, не будет ей конца.
Но вот за очередным поворотом извилистой дороги появились знакомые очертания западной оконечности Дальнего Леса. Истинным счастьем было для выдренка увидеть старый раскидистый дуб, с которого начинался его родной Дальний Лес. И когда показался новый домик Анфисы, Константин так обрадовался, словно увидел свой собственный. Даже поклажа его стала вроде намного легче, чем раньше.
И захотелось ему выпить родниковой воды. Достал он котомку с родниковой водой и, собравшись с духом, отпил немного. Подождал мгновение, выпил еще и еще. Ничего не произошло! И подумалось вдруг ему, что счастье уже пришло — не превратился же он в дерево. Значит, он на самом деле счастливый.