Исторический материализм

«Так как нравственный закон — животное побуждение, единородное побуждениям к самосохранению и размножению, то этим объясняется его сила, его настойчивость, которой мы подчиняемся без всякого размышления, этим объясняется быстрота наших решений в отдельных случаях, будет ли известное действие хорошо или дурно, добродетельно или порочно; отсюда решительность и энергия наших нравственных суждений и отсюда же трудность их обоснования в тех случаях, когда разум начинает анализировать действия и ставить вопрос об их основаниях».

Теперь мы ясно видим, что представляет чувство долга, что такое совесть. В нас говорит голос социальных побуждений. Но иногда в то же время примешивается голос побуждений самосохранения или размножения, и бывает, что этот голос вступает в борьбу с голосом социальных побуждений. Когда по истечении некоторого времени побуждения к размножению и самосохранению замолкает, социальное побуждение еще продолжает звучать, но теперь уже как раскаяние. «Не может быть ничего ошибочнее, как видеть в совести голос страха перед товарищами, их мнением или даже перед их физическим принуждением. Она говорит, как мы уже упоминали, «по отношению и к таким действиям, о которых никто не знает, которые кажутся окружающим достойными всяческой похвалы, — совесть может даже отвращать от действий, которые могли бы быть предприняты из страха перед товарищами и их общественным мнением. — Общественное мнение, похвала и порицание, несомненно, очень влиятельные факторы. Но самым их действием уже предполагается определенное социальное побуждение, честолюбие; сами они не могут создать социальных побуждений».

Мы видим таким образом, насколько просто объясняется эта на вид столь удивительная область духа, охватывающая высшие заповеди нравственности, насколько ошибочно в поисках за объяснениями хвататься за область сверхчувственного и с какой ясностью причины нравственности связаны с нашим собственным человеческим, животным, земным существованием.

Итак, вот каково существо нравственности; пониманием этого мы обязаны в первую очередь Дарвину. Но почему великие добродетели у различных народов в разные времена до такой степени изменчивы? Каким образом действие этих социальных побуждений каждый раз оказывается столь различным?

Этого Дарвин не исследовал. Этими знаниями мы обязаны в первую очередь Марксу.

Именно Маркс открыл главные причины тех изменений, которые наблюдаются в действии социальных побуждений: открыл их для столетий писаной истории, для эпохи частной собственности, для эпохи товарного производства.

Маркс показал, что благодаря частной собственности, в свою очередь представляющей продукт развития техники, возрастающего разделения труда, благодаря которому ремесла отделились от земледелия, возникли классы, имущие и неимущие, члены которых с самого начала и до настоящего времени ведут между собою борьбу за продукты и за средства производства. Маркс показал, что из постоянно развивающейся техники вытекает постоянно развивающаяся борьба. Тем самым он показал важнейшую для новейшего времени причину изменений в действии нравственных заповедей.

Потому что, во–первых, между частными собственниками, хотя бы они принадлежали к одному и тому же классу, возникает конкурентная борьба. Борьба же эта оказывает убийственное воздействие на высший нравственный закон, который говорит, что следует помогать друг другу и что каждый должен даже жертвовать собою за других. Этот закон превращается в мертвую букву для общества, построенного на конкуренции. В таком обществе он превращается в абстрактное учение не земного, а небесного происхождения, которое восхитительно и прекрасно, но которому нельзя следовать, так как это — учение собственно только для воскресного дня, когда торговля и фабрики останавливаются, но зато церкви открыты. Невозможно в одно и то же время посредством конкурентной борьбы отвоевывать друг у друга рынок, положение, труд, — и подчиняться внутреннему голосу, который с первобытных времен говорит нам, что мы должны идти вместе с нашим ближним, так как двое сильнее, чем один. Это невозможно, и учение, которое говорит, будто так может и должно быть, ведет к лицемерию.

В своем анализе товара капиталистического производства Маркс открыл, с какой необходимостью должен складываться характер людей, которые независимо друг от друга производят продукты, как товары: они, враждебные и взаимно отчужденные, противостоят друг другу, связанные между собою не как люди, а как вещи, как куски полотна, мешки кофе, тонны руды, кучи денег; таким образом Маркс вскрыл действительный характер отношений между людьми, фактические отношения между ними, а не те, которые существуют только в фантазии поэтов или в проповедях священников.