Казанова начал свою победоносную эротическую карьеру в 11 лет, а в 15 лет он так же может говорить о любви, «как опытный человек». Герцог Лозен 14-летним мальчиком влюблен уже в третий раз, и уже первая его связь — адюльтер. В 16 лет он считается очаровательнейшим кавалером, которому дамы охотно открывают двери спальни.
Мадемуазель Бранвилье, известная отравительница, потеряла невинность, когда ей было 10 лет, балерина Корчечелли становится десятилетней девочкой любовницей Казановы, вступавшего потом неоднократно в более или менее продолжительные связи с девочками от 10 до 12 лет. Такими примерами можно было бы пополнить целые страницы.
Само собой понятно, что мы и не думаем считать таких людей, как Ретиф де ла Бретонн, Казанова, маркиза Бранвилье и тому подобных мужских и женских донжуанов, типическими представителями мужского и женского пола. Однако, при более внимательном взгляде эти классические эротоманы отличаются от своих современников только большим числом успехов, которые они стяжали уже при первом своем вступлении в свет. А то обстоятельство, что они могли добиться таких успехов еще в ранней молодости, как нельзя лучше подтверждает правильность нашего утверждения. Их юность не только не служит им препятствием, а напротив, считается всегда их высшим преимуществом.
Другим доказательством, и притом очень важным, в пользу систематического форсирования половой зрелости в эпоху старого режима является частая повторяемость чрезвычайно ранних браков. Впрочем, это явление наблюдается только в дворянстве и денежной аристократии. Если не редкостью тогда была двенадцатилетняя любовница, то пятнадцатилетняя супруга была в дворянском классе явлением обычным. Герцог Лозён вступает в брак девятнадцати лет, тогда как его супруга не достигла и пятнадцатилетнего возраста и была «робким, застенчивым ребенком». Сесиль Воланж выходит пятнадцати лет из монастыря, чтобы вступить в брак. Многие женщины становятся в этом возрасте матерями. Один современник пишет: «Нет ничего более пикантного, чем эти матери, которые сами еще дети». Принц Монбаре, которому двадцать один год, женится на тринадцатилетней девочке. Год спустя он уже отец. А герцогиня Бурбон-Конде, дочь Людовика XIV и Монтеспан, была выдана замуж даже одиннадцати лет. И не только формально. Брак был «совершен», как гласило официальное выражение, для совершившегося полового акта.
Хотя в среднем и мелком бюргерстве браки заключались и не так рано — о причинах мы будем говорить ниже, — все же и в этих кругах женщины созревали очень рано. Яснее всего это доказывает галантная литература. Каждая девушка из мещанства видела в муже освободителя из родительской неволи. По ее мнению, этот освободитель не мог явиться для нее слишком рано, и если он медлит, она безутешна. Под словом «медлит» та подразумевает, что ей приходится «влачить ношу девственности» до шестнадцати — или семнадцатилетнего возраста — по понятиям эпохи, нет более тяжелой ноши.
Не подлежит сомнению, что столичное население более остальных подверглось совращающему влиянию половой морали абсолютизма, но было бы страшной ошибкой предполагать, что провинциальная жизнь была образцом добродетели, целомудрия и чистоты. Здесь только больше соблюдали внешнее приличие. Зато тем разительнее был тайный разврат. Нигде число девушек, вступавших в брак не нетронутыми, не было так велико, как в полудеревенских провинциальных городках. Чаще, чем где бы то ни было, не только парень, но и девушка имели здесь до брака какую-нибудь связь. Именно в провинции сложилась поговорка: «С виду девушка, а на самом деле непотребная женщина».
Чтобы дать некоторое представление о размерах добрачных половых сношений в провинциальной среде, сошлемся на главу «Оксерр» в автобиографии Ретифа де ла Бретонна. Наивный читатель, мечтающий о «добром старом времени» как о погибшем веке нравственной чистоты, придет в ужас от той грязи, которая наводнила большинство семейств и которую скрывали под маской добропорядочности и приличия. В те немногие годы, которые Ретиф провел в этом маленьком провинциальном городке — то соблазненный, то соблазнитель, — он обладал примерно сотней девушек и женщин, уроженок или иностранок, начиная с девочки и кончая зрелой женщиной. Правда, здесь мы имеем дело с победоносной карьерой эротомана, оказывавшего на женщин особо фасцинирующее влияние. Глава, посвященная Ретифом городу Оксерру, говорит, однако, не только о его личных успехах. Она показывает, что десятки его сверстников и товарищей совершали подобные же подвиги, что все эти Манон, Марианны, Нанетты и прочие красавицы эпохи считали себя созревшими для любви уже в тринадцать, четырнадцать или пятнадцать лет и что почти ни одна из них не думала о том, чтобы сохранить свою девственность до брака, пытаясь, напротив, сбросить ее, как надоевшую ношу.