Istoria_nravov

Так возникли фарс и оперетка с их специфическим содержанием, и вот почему многие писатели стараются действовать под видом серьезной комедии и бытовой драмы на половое чувство. Конечно, с подобными спекуляциями не следует смешивать или ставить на одну доску мужество тех поэтов, которые серьезно изображали на сцене половые проблемы и конфликты. Такое смешение достойно разве лишь лицемеров-пиетистов. Так как подобный мужественный анализ половых отношений, облаченный в драматическую форму, встречается теперь все чаще и чаще, то это дает нам, конечно, право говорить о росте в обществе чувства ответственности перед лицом таких вопросов, причем безразлично, будет ли автор трактовать их серьезно, сатирически или же юмористически.

Так как, тем не менее, гораздо легче производить впечатление одним только сюжетом, чем претворить сюжет в художественную форму и тем оправдать его, то первый способ всегда казался более заманчивым, тем более что он был часто и гораздо выгоднее. Однако открыто поддаться такому соблазну для большинства писателей было невозможно, пока господствующие классы еще видели в театре важное педагогическое учреждение, кафедру публичной морали; было это так же невозможно и в рамках мелкобуржуазного быта и отношений. Открыто и беззастенчиво эксплуатировать театр в этом направлении стало возможным только после того, как он был возведен в степень простой забавы, и лишь после того, как развились отношения и нравы, характерные для большого города. И то и другое началось с середины XIX в. С этого момента театр и стал исполнять роль пропагандиста выгодных для предпринимателей порнографических спекуляций. Как во многих других случаях, так и здесь, исходной точкой должен был стать Париж, ибо обе указанные предпосылки впервые определились отчетливо именно здесь.

Первоначально эта программа осуществлялась скудно и жалко. На сцене изображалось, как влюбленные парочки раздеваются, причем такие сцены старались несколько осложнить в том смысле, что свидетелями становилась не только публика, но и другие действующие лица. Так как пускали вперед самые сильные эффекты, то, естественно, их нельзя уже было усиливать, можно было только придумывать вариации. Апогей, которого сейчас же и достигли, состоял в том, что на сцене устраивались сразу две спальни с двумя влюбленными парочками, так что раздающаяся в одной комнате musique de chambre действовала возбуждающе на находящуюся в другой комнате пару, представляющую к тому же уже немолодых супругов.

Таково, например, содержание пьесы «Брачная зима», делавшей в 50-х гг. полные сборы. Один современный рецензент так передает ее содержание: «На сцене видны две спальни, позволяющие одновременно знакомиться с интимной жизнью только что обвенчавшихся молодоженов и другой пары, уже успевшей в силу времени и привычки значительно остыть. Обе пары действуют друг на друга возбуждающе, с шумом переставляя кровати, так что старая пара, только что поссорившаяся, пытается теперь разжечь себя счастьем молодой четы. На сцене раздеваются, идут на глазах публики, нисколько не стесняясь, спать и обнаруживают такую наивность нравов, что зрителю начинает казаться, что перед ним разыгрывается катехизис для новобрачных. Вы точно присутствуете при представлении дикарей, соединивших в одной праздничной пьесе все свои варварские обычаи и обряды в честь свадьбы одного из членов племени».

Под влиянием развивавшегося коммерческого духа были придуманы и другие подробности и трюки, в особенности был использован столь пикантный мотив смешения одного лица с другим. И хотя в конце концов всегда торжествовала добродетель, как это обычно бывает в порнографических произведениях, по существу все эти пьесы были восхвалением того, что по официальным понятиям считалось безнравственным. Это прославление выражалось в том, что все недозволенное изображается в возможно более очаровательном и соблазнительном виде. По этому рецепту поступают вплоть до наших дней, добиваясь дешевой ценой значительных успехов. Важной союзницей в таких делах всегда была музыка, так как она способна изобразить половые отношения не только намеками, но и так ярко, как это никогда не в силах сделать слово.

Немецкие иллюстрации к мемуарам Казановы. 1845