Истоки тоталитаризма

врастания в структуру существующих национальностей, так что определенные национальности стали отождествляться с определенными классами или по крайней мере с профессиями. Немцы превратились в господствующую национальность во многом в том же смысле, как буржуазия стала господствующим классом в национальных государствах. Венгерская земельная аристократия играла, причем даже более выраженно, роль, сходную с той, что сыграло дворянство в других странах. Государственная машина изо всех сил стремилась сохранять абсолютную дистанцию по отношению к обществу, управлять, располагаясь над всеми национальностями точно так же, как поступало национальное государство по отношению к своим классам. Результатом для евреев было то, что еврейская национальность просто не могла слиться с другими и не могла сама стать национальностью точно так же, как она не слилась с другими классами и не стала сама классом в национальном государстве. Подобно тому как евреи в национальных государствах отличались от всех классов общества в силу своего особого отношения к государству, так и в Австрии они отличались от всех других национальностей в силу своего особого отношения к Габсбургской монархии. И точно так же как повсюду всякий класс, вступавший в открытый конфликт с государством, проникался антисемитизмом, так и в Австрии всякая национальность, которая не только включалась во всеобъемлющую схватку национальностей, но и вступала в открытый конфликт с самой монархией, начинала свою борьбу с нападок на евреев. Было, однако, существенное различие между такими конфликтами в Австрии, с одной стороны, и в Германии и Франции — с другой. В Австрии они не только были острее, в момент начала первой мировой войны все национальности, а это означало — любой сегмент общества, находились в оппозиции к государству, так что население в большей степени, чем где-либо еще в Западной и в Центральной Европе, было проникнуто активным антисемитизмом.

Наиболее примечательным из этих конфликтов была постоянно нараставшая враждебность по отношению к государству со стороны представителей немецкой национальности, усилившаяся после основания империи. Кроме того, немцы после финансового краха 1873 г. обнаружили полезность антисемитских лозунгов. В этот момент социальная ситуация была практически такой же, как в Германии, но при этом социальная пропаганда, нацеленная на приобретение голосов представителей среднего класса, прибегла к гораздо более яростным нападкам на государство и гораздо более открыто заявляла о нелояльности по отношению к стране. Более того, Немецкая либеральная партия, возглавляемая Шёнерером, с самого начала была партией низшего среднего класса, лишенной связей с дврянством и не испытывавшей каких-либо ограничений с его стороны, была партией, придерживавшейся крайне левых воззрений. Ей никогда не удавалось добиться действительно массовой базы, однако она весьма преуспела в университетах, где в 80-е годы создала тесно сплоченную студенческую организацию на платформе открытого антисемитизма. Антисемитизм Шёнерера, поначалу направленный почти исключительно против Ротшильдов, завоевал ему симпатии рабочего движения, которое рассматривало его как подлинного, но заблудшего радикала.[80] Его основное преимущество заключалось в том, что он мог основывать свою антисемитскую пропаганду на известных фактах: как член австрийского рейхсрата, он боролся за национализацию австрийских железных дорог, основная часть которых благодаря государственной лицензии находилась с 1836 г. в руках Ротшильдов, поскольку же ее срок истекал в 1886 г., Шёнерер сумел собрать 40000 подписей против ее возобновления, а также смог сфокусировать интерес общественности на "еврейском вопросе". Тесная связь между Ротшильдами и финансовыми интересами монархии стала совершенно очевидна, когда правительство попыталось продлить лицензию на условиях, явно невыгодных государству, а также населению. Агитация, которую вел Шёнерер по этому вопросу, положила в действительности начало оформленному антисемитскому движению в Австрии.[81] Дело в том, что это движение было начато и возглавлялось человеком, чья искренность не вызывала сомнений, чего никак нельзя сказать о немце Штекере и его агитации.