Если можно доверять рассказам арестованных агентов НКВД, российская тайная полиция опасно приблизилась к осуществлению этого идеала тоталитарного правления. Полиция имеет на каждого жителя огромной страны секретное дело, в котором подробно перечисляются многочисленные взаимоотношения, связывающие людей, от случайных знакомств до настоящей дружбы и семейных отношений; ведь только для того, чтобы выяснить их отношения с другими людьми, обвиняемые, чьи «преступления» каким-то образом «объективно» установлены до их ареста, подвергаются столь пристрастным допросам. Наконец, что касается памяти, столь опасной для тоталитарного правителя, то иностранные наблюдатели отмечают: «Если правда, что слоны никогда не забывают, то русские представляются нам совершенно непохожими на слонов…Психология советского русского, кажется, делает беспамятство реально возможным».[967]
Насколько важно для аппарата тотального господства полное исчезновение его жертв, можно видеть по тем случаям, в которых по той или иной причине режим столкнулся с памятью выживших. Во время войны один комендант-эсэсовец сделал ужасную ошибку, сообщив одной француженке о смерти ее мужа в немецком концентрационном лагере; этот промах вызвал лавину приказов и инструкций всем лагерным комендантам, запрещающих им при каких бы то ни было обстоятельствах допускать утечку информации во внешний мир.[968] Дело в том, что муж этой французской вдовы должен был умереть для всех с момента своего ареста, или, даже больше, что его следовало считать вообще никогда не жившим. Сходным образом офицеры советской полиции, привыкшие к тоталитарной системе с рождения, широко открывали глаза от изумления, когда люди в оккупированной Польше отчаянно пытались выяснить, что случилось с их арестованными друзьями и родственниками.[969]
В тоталитарных странах все места содержания арестованных, находящихся в ведомстве полиции, представляют собой настоящие рвы забвения, куда люди попадают случайно и не оставляют за собой таких обычных следов былого существования, как тело и могила. По сравнению с этим новейшим изобретением, позволяющим избавляться от людей раз и навсегда, старомодный метод убийства, политического или криминального, действительно неэффективен. Убийца оставляет труп, и хотя он и пытается уничтожить собственные следы, но он не в силах вычеркнуть личность своей жертвы из памяти живого мира. Напротив, тайная полиция заботится о том, чтобы казалось, будто жертва каким-то чудодейственным образом вообще никогда не существовала.
Связь между тайной полицией и тайными обществами очевидна. При учреждении первой всегда нужен довод об опасности, исходящей из существования последних, и он действительно всегда используется. Тоталитарная тайная полиция — первая в истории, не нуждающаяся в устаревших предлогах, служивших всем тиранам, и не использующая их. Анонимность жертв, которые не могут быть названы врагами режима и личность которых неизвестна преследователям до тех пор, пока произвольное решение правительства не исключает их из мира живущих и не стирает память о них из мира мертвых, выходит за пределы всякой секретности, за пределы строжайшего молчания, за пределы величайшего искусства двойной жизни, которую дисциплина конспиративных обществ обычно навязывает своим членам.
Тоталитарные движения, которые во время продвижения к власти имитируют определенные организационные признаки тайных обществ, самоопределяются тем не менее среди бела дня и создают настоящее тайное общество только после того, как возьмут в свои руки руль правления. Тайное общество тоталитарных режимов — это тайная полиция. Единственный секрет, строго хранимый в тоталитарной стране, единственное эзотерическое знание, какое здесь существует, касается действий полиции и условий существования в концентрационных лагерях.[970] Разумеется, населению в целом и членам партии особенно известны все определенные факты в общем виде: что существуют концентрационные лагеря, что люди исчезают, что арестовываются невиновные. В то же время каждый человек, живущий в тоталитарной стране, знает еще и то, что говорить об этих «тайнах» — величайшее преступление. Поскольку знание человека зависит от подтверждения и понимания его товарищей, то обычно оно является общим владением, но хранится индивидуально; и такая никогда не передаваемая информация утрачивает качество реальности и обретает природу простого кошмара. Только обладающие строго эзотерическим знанием о возможных новых категориях нежелательных лиц и об оперативных методах соответствующих служб могут обсуждать друг с другом то, что действительно составляет для всех реальность. Им одним дано верить в истинность того, что знают. Это их тайна, и для ее охраны они учреждают тайную организацию. Они остаются членами этой организации, даже если она арестовывает их, вынуждает к признаниям и, наконец, ликвидирует. Пока они хранят тайну, они принадлежат к элите и, как правило, не предают ее, даже когда попадают в тюрьмы и концентрационные лагеря.[971]