Истоки морали. В поисках человеческого у приматов

У меня же при виде этого цирка так и остался нерешенным вопрос по поводу атеистов-проповедников. Несложно понять, почему все религии стараются обратить людей в свою веру. Это крупные организации, денежные интересы и успех которых напрямую зависит от числа сторонников. Они строят соборы вроде того, что я посетил в Пуэбла, и часовни, такие как дель-Росарио с богатейшей позолоченой лепниной (а золото там в 23,5 карата). Я никогда не видел такого ослепительного интерьера, оплаченного, вероятно, несколькими поколениями бедных мексиканских земледельцев. Но зачем атеисту становиться мессией? И зачем выбирать мишенью лишь одну из религий, противопоставляя ее тем самым всем остальным? Харрис, к примеру, постоянно нападает на ислам, объявляя его главным врагом Запада, причем критика его касается лишь черт, которые критиковать легче всего. Покажите слушателям несколько фотографий неадекватных действий верующих, расскажите об инфибуляции[58*] — и кто станет оспаривать ваше отвращение к религии? У меня все это тоже вызывает тошноту, но если Харрис хочет показать, что религия не обеспечивает нравственности, то зачем выбирать именно ислам? Разве операции на гениталиях не распространены в США, где новорожденным мальчикам нередко делают обрезание, не спрашивая на то их согласия? Чтобы обнаружить в моральном ландшафте страшные места, необязательно ехать в Афганистан.

Если одни религии хуже других, то, очевидно, какие-то должны быть лучше. Я с удовольствием выслушал бы мнение атеиста о том, какой должна быть хорошая религия, или о том, почему разные религии предписывают разное моральное поведение. Может быть, религия и культура так переплетены между собой, что единой универсальной морали вообще не существует? Но вместо размышлений на эти темы аудиторию просто разжигают при помощи демонстрации чуждых этой культуре обычаев — а это очень просто, не сложнее, чем смутить человека демонстрацией распиленного бензопилой трупа.

Да еще навязший в зубах миф о том, что наука во всех мыслимых сферах превосходит религию и что наука отвлекает от религии и наоборот, как в игре с нулевой суммой. Такой подход унаследован нами от американских полемистов XIX в., объявивших во всеуслышание, что, если бы все зависело от религии, мы до сих пор верили бы в то, что Земля плоская. Но это заявление — чистая пропаганда. Рассуждения о шарообразности нашей планеты берут начало от Аристотеля и других древних греков, и каждый серьезный ученый «темных веков», разумеется, знал о них. У Данте в «Божественной комедии» земля сферическая, а на внешних створках «Сада земных наслаждений» Босха изображен промежуточный подход: плоская земля плавает в прозрачном пузыре в окружении черного космоса. Заявляют также, что религия — убежденная противница теории эволюции, забывая при этом, что Римско-католическая церковь никогда формально не осуждала теорию Дарвина и не включала его произведения в Индекс (список запрещенных книг). Ватикан признал эволюцию состоятельной теорией, не противоречащей христианской вере. Правда, признание это состоялось довольно поздно, но приятно сознавать, что сопротивление теории эволюции почти полностью ограничивается протестантами-евангелистами американского Юга и Среднего Запада.

Отношения между наукой и религией всегда были сложными: существовали и конфликты, и взаимное уважение, и покровительство науки со стороны Церкви. Первыми копировальщиками книг, на которых воздвигалось здание науки, были раввины и монахи, а первые университеты выросли из церковных и монастырских школ. Папство активно способствовало созданию и развитию университетов. В Париже, в одном из первых университетов, студенты даже выбривали себе тонзуру на голове, чтобы показать верность церкви, а древнейший документ в архиве Оксфордского университета — Хартия папского легата 1214 г. Учитывая эту неоднозначность отношений науки и религии, историки в большинстве своем подчеркивают их диалог или даже сотрудничество.