Истоки (Книга 2)

И это новое душевное состояние как-то сразу упростило, окрасило в один цвет жизнь. И если удивлялся Александр чему, то только не тому, что случилось это упрощение, а тому, что не жалел об этом. Представляя себе свою нынешнюю жизнь как тяжелую, неотвратимо обязательную работу, он примирился с ним окончательно.

За журавлем колодца, очевидно думая, что тонкий деревянный столб скрывает его, стоял немецкий автоматчик, на спине горбился вещевой мешок. Серое лицо и этот горб не то удивили, не то напугали Ларина, он остановился. Немец откинулся назад, упал на колено, из коротких рукавов шинели высунулись клешни рук, вскинувшие автомат.

Со всего размаху бросило Ларина на лед у колодца... Тут и нашел его Александр: лежал головой к срубу, изо рта булькала кровь, замерзая на льду.

Александр приподнял голову Ларина, и показалось ему, что старик сказал одну из своих шуток:

"На войне от всего вылечат, кроме смерти".

Всем занывшим сердцем понял Александр: молчаливо любил этого смелого человека, стеснявшегося своей отваги. Как-то летом, когда отходили лесами, ломая бузину, выскочил из чащи огромный хряк, роняя пену с клыков. Ларин так и присел. "У тебя волос дыбом встал, дядя!" - пошутил Александр. Ларин поплевал на ладони, провел по блестящей лысине. "Ишь, холера, напужал до смерти... Фу ты, бес, забыл, что обезволосел давно. Это ты, Александр, одурачил меня..."

Два егеря неслись на Александра, у одного сломалась лыжа, и он сел на снег и стал блевать кровью. Другой налетел на Александра, сам, видно, не ожидая этого. Александр вышиб из его рук автомат. И они, взбивая снег, душа друг друга, выкатились на обдутую на ветровом сквозняке гололедку. Руки немца с ножом Александр перехватил у своих глаз. Неловко, наотмашь, перекрестил этим ножом его лицо.

Перед глазами мелькнула фигура Лошакова со свисающими плечами и подвернутыми рукавами полушубка. Вспомнились слова Ларина, что в этом бою убьют мальчишку.

- Лошаков, пригибайся! - Александр потянул солдата за рукав, чуть не вытряхнув его из шубы.

Они пробежали по огороду, ломая будылья зазимовавших подсолнухов, ничком упали в лебеду, забитую снегом. За канавой гриватились густые кусты оледенелой акации. Из сарая вылез танк. Подминая плетень, ярясь, далеко отбрасывая гусеницами снег, вьюгой одевая бежавших за ним немцев, танк попер в лобовую на застрявших в сугробе бойцов. Кто-то кинул гранату.

Животом и коленями почувствовал Александр дрогнувшую землю. Но граната лишь вычернила снег перед мордой танка, и танк, покачивая хоботом орудия, шел на Лошакова.

А Лошаков странно медлительно положил рядом с собой винтовку, нахлобучил шапку и, вытянув из канавы тонкую шею, заносил руку с бутылкой горючей смеси...

Танк горел, на броне ручьились языки огня, капая горячим золотом в снег. На бледном лице Лошакова лютым восторгом горели большие глаза. Александр ласково нажал на его утиный нос, побежал вперед.

Но только Крупнов выскочил из-за угла сарая, в него ударило огнем и громом...

Держась обеими руками за живот, он в беспамятстве с разбегу налетел на брошенную пушку, остановился и, покачиваясь, подгибая колени, лег под колесо. Повертел головой, вдавливаясь в снег, как, бывало, засыпая, приминал подушку, успокоился. Черная рука, огромная, как стрела экскаватора, ловила Александра в залитом резким раскаленным светом цехе. Внезапно она щелкнула выключателем, и тьма тихо вздохнула над ухом. Лошаков сел около него и заплакал...

Вениамин Ясаков подбежал к пушке, прилег между Александром и Лошаковым. Пули со звоном рикошетили по стальному щиту, шипели в снегу. Лошаков был мертв. Под щекой Александра подтаивал снежок.

- Саня!

Капитан Тугов, прячась за щитом, буравил пистолетом бок Ясакова:

- Вперед!

- Саньку-то убили...

- Какого... шепчешь на ухо мертвому? Может, всех земляков плакать позовешь?

Вскочил, но пули снова вдавили их в снег.

- Судьба, честно погиб. А то бы узнал, как с немцами нянчиться.

На льду, на ничейной полосе, чернело несколько немецких солдат, вперемешку с русскими в белых полушубках.

В ночь потеплело, забуранило, принакрыло мягким снегом место боя и этих лежавших на льду...

Утром Чоборцов, возбужденный бессонницей и боем, доложил по телефону Валдаеву о взятии Вязового.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Ясаковы всей семьей счастливо поплакали над письмом Вениамина: два ордена облюбовали его геройскую грудь. Марфа несколько раз вслух перечитывала солдатскую весточку. А когда все улеглось, стали придумывать, как исподволь подготовить Крупновых к беде. "Ну и судьбина у сватов! За каждую заваруху головами платят. И как не отвыкли улыбаться необъяснимо... А Санька не жил, приглядывался к жизни пока", - втихомолку грустил Макар.

- Больной-то вестью прижги наперво Юрия, а потом уж Дениса Степановича и сваху окунай в кипяток. Не пышет она здоровьем. Любава прожелтела. Не убивай, Макарушка, ее, разнесчастную, с заездом подкатись, - наставляла Матрена своего мужа.