Истоки. Авансы и долги

Почти во всех странах мира, в том числе и социалистических, нормальный (то есть основанный на коммерческих началах и, разумеется, возвратный) кредит давно уже превратился в мощнейшую двигательную силу экономики. Мы же здесь находимся пока в состоянии младенчества. Почему, например, предприятия не могут сейчас предоставить друг другу свои свободные средства в кредит? Почему государство, уплачивая столь низкий процент по вкладам населения в сберкассы, скорее поощряет людей тратить доходы, а не сберегать их? Вряд ли сегодня кто-нибудь может дать на эти вопросы разумный ответ.

Другой источник финансирования — внешнее долгосрочное заимствование. Наш чистый долг в 1988 году, по западным оценкам, находился на уровне, чуть превышающем 26 миллиардов долларов. По размерам внешней задолженности на душу населения мы значительно уступаем всем европейским социалистическим странам. Да и вообще наше положение в мире, учитывая все виды и все географические направления задолженности, — это пока еще положение не должника, а кредитора.

В мировой практике рост внешней задолженности, до тех пор пока он не выходит за определенные пределы, расценивается как абсолютно нормальное явление. Более того, такой рост задолженности для многих стран характерен, как правило, именно в те исторические периоды, когда осуществляется глубокая структурная перестройка их экономики.

По-видимому, мы могли бы занять на мировых кредитных рынках в ближайшие годы несколько десятков миллиардов долларов и при этом остаться платежеспособными, то есть не перейти опасной черты. Разумеется, взятые взаймы на долгий срок деньги должны быть в основной своей массе пущены на закупку передового импортного оборудования для организации экспортного производства в машиностроении и других перспективных отраслях, с тем чтобы через пять — семь лет мы начали бы их продукцией погашать полученные кредиты. Нельзя повторять ошибку 70-х годов, когда даже долгосрочные зарубежные кредиты были в значительной своей части фактически проедены. Эти долгосрочные кредиты могли бы быть также (при должных усилиях с нашей стороны) в будущем превращены в акции и облигации совместных предприятий. Это уже становится широкой международной практикой, и нам нет никакого резона оставаться от нее в стороне.

Пока наши намерения в области совместных предприятий не стали реальностью. А подобные предприятия могли бы принести скорую отдачу в смысле насыщения рынка. Но для этого надо решиться, по мнению западных бизнесменов, на отказ от принципа собственности 51:49, от неприемлемо высокой ставки налога, от недопущения западных партнеров к руководству совместными предприятиями и, наконец, надо решиться не только на экспортную, но и преимущественно на внутреннюю ориентацию подобных предприятий. Представьте себя на месте, скажем, американского бизнесмена: если в США у него с прибыли взимают налог в 34 процента, где-нибудь в Юго-Восточной Азии — в 20–25 процентов, а мы были намерены взимать с него 44 процента, то какой ему резон вкладывать деньги у нас? Ради перспектив на нашем рынке? Но мы же сами говорим ему, что продукция такого предприятия должна идти на внешний рынок. А на внешнем, он знает, и без нас конкурентов полно. Отрадно, что в декабре 1988 года реализм в этом вопросе, по-видимому, победил.

Думается, что положительные тенденции в международной обстановке последних лет делают реалистичными надежды на успех нашей более активной кредитной политики. Конечно, нужна решимость, но если такая решимость будет проявлена, она, судя по всему, будет встречена международными финансовыми кругами с пониманием.

И наконец, последнее. Сейчас было бы, вероятно, весьма своевременно дать самые авторитетные разъяснения по поводу страхов и беспокойства, которые распространяются среди населения в связи с наиболее острыми социальными аспектами перестройки. Страна полна разного рода слухов. Эти слухи воспринимаются тем более болезненно, что память о прошлом опыте отнюдь не укрепляет доверия населения ко многим государственным мероприятиям. Да и нынешнее положение не содействует этому, имеется в виду отсутствие пока реально ощутимых сдвигов в повседневной жизни.

Некоторая неясность намерений государства в связи с провозглашенной реформой цен, общие заверения относительно того, что она не приведет к снижению жизненного уровня народа, пока убеждают далеко не всех и в силу своей неопределенности скорее разжигают опасения, чем успокаивают их. Прежде всего население еще до конца не понимает, зачем вообще нужна реформа цен и какие цели она преследует. А целей у нее, по моему мнению, может быть две, и они во многом взаимоисключающие.