Истоки

— Это было бы печально, но маршал Фош, к счастью, ошибся! — с веселым легкомыслием отозвался Дельмас. — Культура моего народа так высока, что каждый, кто вступал на нашу землю, становился пленником этой культуры.

— Но великая культура Франции требует защиты от армии, которая уже растоптала… — горячо заспорил Алиев, но Матвей строго посмотрел на него, и он умолк.

— Озорство подростков. Но, возмужав, они пожалеют и с повинной головой падут на колени перед величайшими творениями интеллекта, — сказал Дельмас.

Официант принес на серебряном подносе кофе и ликер. Матвей раскурил трубку, Дельмас срезал кончик сигары, затянулся дымом, пригасив тяжелыми, темными, без ресниц веками масляный блеск глаз.

— Время требует откровенности, господин Крупнов.

— Чувствуйте себя как дома, мой дорогой коллега. — Матвей мягко дотронулся до желтой холеной руки гостя.

— Мой друг, говорят, что Гитлер непрерывно совещается с Гальдером, Кейтелем и Браухичем.

— Любопытно.

— Гитлер будто бы спрашивает: может ли Германия победить, воюя на два фронта? Генералы отвечают: нет, не может. Гитлер боится двух фронтов. Мир может спасти Россия. Я так и сказал Жоржу Боннэ.

— Но одна Россия двух фронтов не создаст, — ответил Крупнов. — О, если бы мир зависел лишь от моей страны, войн никогда бы не было! Я знаю ваше благородное стремление создать блок против агрессора. Но ваши усилия разбиваются об упрямство тех, кто не устает повторять: «Лучше мир с Гитлером, чем война против него вместе со Сталиным». Вы представляли свою страну в Москве, вы знаете, какие глубокие дружеские чувства питает наш народ к французскому народу, к его славной истории. Нам хочется видеть Францию в блеске и славе. — Он умолк, а потом, вздохнув, сказал: — Боюсь, что иначе смотрят на Францию некоторые ее друзья.

— Друзья редко бывают бескорыстными. Что же поделаешь? Государству свойствен эгоизм, как и человеку… Немцы заигрывают с Россией. Неужели возможен противоестественный союз фашистской Германии и России?

Матвей нахмурился:

— Мы враги фашизма. Мы были готовы защищать Чехословакию. Но что сделал господин Даладье? Господин Даладье подписал мюнхенский протокол, — сказал Матвей. И ему вспомнился человек небольшого роста, с бычьей шеей, то благодушный, как Кола Брюньон, то подавленный и мрачный. «Не находись тогда Эдуард в бездне депрессии, он не подписал бы протокола», — ядовито шутили над Даладье.

Матвей сказал, что Советский Союз и сейчас готов выполнить свою миссию, а для этого требуется искреннее желание Франции и Англии защищать мир вместе с Россией. Но господин премьер-министр Франции, кажется, думает иначе: он заранее боится, как бы Гитлер но был разбит при помощи Советского Союза.

— Неприятно, когда знаешь, что ружья заряжены и могут выстрелить, — хмуро сказал Дельмас.

— Да. Некоторые хотят, чтобы эти ружья стреляли… в Советский Союз. Нам это не нравится. Мощь и достоинство моей страны хорошо известны всему миру.

Дельмас замялся, потом несколько патетически произнес:

— Можно с ума сойти от ужасного несоответствия между тем, что говорится и что делается. Никогда люди не обнаруживают столько непонимания, как в канун катастрофы.

Он напомнил о немецких угрозах Польше, о том, будто Гитлер сказал о господине Беке, что он милый человек, но уже почти не хозяин страны.

— Вы хорошо знаете господина Бека? — с улыбкой спросил Дельмас. — О, не знаете! Такой милый, наивный эгоизм, такое трогательное тщеславие. Однажды на приеме был у него сэр Антони Иден. Наутро в газетах: «П о л к о в н и к Бек принял к а п и т а н а Идена». Как это вам нравится?

Матвей долго молчал и потом, не отвечая на вопрос, сказал задумчиво:

— Бек учился в Германии.

— За любезность он платит любезностью: Геринг охотится в Беловежской пуще. Ваши солдаты помешали бы ему, — сказал Дельмас.

— Да, но пан Бек не хочет пропустить через Польшу красноармейцев, чтобы они помешали Герингу, — сказал Матвей.

Дельмас полушутя-полусерьезно стал жаловаться на свою судьбу: он должен спасать Польшу, Румынию, Грецию, сохранить такого мощного союзника, как Россия.

— А между тем достаточно одного слова матушки Москвы, и взбаламученное море войдет в свои берега. Я не преувеличиваю, друг мой. Я знаю, как много у вас пехоты, — сказал он как бы мимоходом.

— Советский Союз готов к отражению любого удара. Не только пехотой.

Разговор иссяк то ли потому, что все было сказано, то ли наступила послеобеденная усталость, свойственная пожилым людям. Каждый думал о своем, покуривая.

Первым встрепенулся Дельмас:

— Удивительно, до чего Гитлер — трудный ребенок! Кто-то его породил, а я возись с ним.

Тонкой из-под усов улыбкой Матвей дал понять гостю, что кому другому, а ему, Полю Дельмасу, хорошо известно, кто породил Гитлера. Вызвал его к жизни высохший старичок Клемансо.

— Кто выпустил из кувшина дьявола, это теперь уже не столь важно. Вопрос в том, как загнать его обратно в кувшин, — сказал Матвей.