Нет, нам не сюда! Опасно! Едем отсюда! Как же мы забрели? Чёрные люди. Памятники! Они хотят запереть нас здесь! Бежим! Давай на руки, чёрт с ней, с машиной, бросаем всё, бежим… Трудно-то как! Ноги как ватные. Ух, вырываемся, кажется…
Поле. Брошенные кем-то велосипеды. Тысячи велосипедов на обочинах. Шарики, ленточки. Никого. Оторвались. Нехорошее место. Идём скорей. Тяжёлый ты. Нет, вон люди. Посиди здесь, малыш, я спрошу их и вернусь. Эй!
Чёрный человек. Снова. Не один. Самая большая ошибка. Самая страшная.
Бить. Прямо сейчас. Вперёд. Последний. Значит, не миновать. Боль. Не важно. Нельзя обернуться. Это сон. Он закончится. Я не могу оставить тебя здесь. Сейчас пробьюсь. Подожди, малыш! Мы уйдём отсюда. Я тоже тебя узнал.
Что-то оглушительное. Нельзя смотреть. Не отвернуться. Вспышка.
Дети. Свет. Яркое солнце. Сотни детей. Тысячи. Флажки, ленточки. Сплошной поток. Целая колонна. Вся дорога. Везде. Боль в боку. Где ты, дитя? Боль. Бегу. Где ты? Имя. Не узнал имени! Жарко, как жарко...
Всё тает. Смазывается. Исчезает. Пусто всё. Снаружи, внутри. Везде. Занавесом ливень. Мир рушится. Дождь. Мутные потоки. Очертания плывут. Значение, цвет, смысл. Ничего нет. Пустота. Жар. Струи текут по лицу. Плакать. Никто не увидит. Нет никого. Ничего.
Каждый раз, просыпаясь, я пытаюсь отмотать назад… Закрываю глаза. Сон тащит пустое тело в свою тёмную мглу, но тщетно. Нет. Туда уже не вернуться. Пятна видений постепенно тают, словно иней на солнце, и со всей очевидностью проступает отчётливая серая реальность. Но что есть эта реальность? Чем она правдивей сна, если лишь там мы и есть настоящие? Неспособные играть из себя кого-то, полностью нагие своим собственным «я». Окончательно очнувшись, я тяжело вздыхаю и долгое время лежу, уперев взгляд в пол. Есть вещи, которые не отмотаешь назад. Смерть, измена, сон, экзамен, предательство и, кажется, что-то ещё…
И вот обычный день. Звонки, заботы, столбики цифр, цены, слова, шаги, минуты, надежды, запахи, действия и решения. Ручьи и ручейки. Неумолимое течение. Поток. День. Ещё день. Месяц, следующие месяцы. Годы. Всё правильно. Всё, как надо. Всё хорошо. Осень сменится весной, а та – снова осенью. Мелькнут ярким калейдоскопом листья, вспыхнет багрянец в окне и снова сотрётся, словно мимолётное видение. Всё одинаково, всё объяснимо.
Но иногда я слышу.
Не нужно смотреть. Не нужно оборачиваться… Тело вздрогнет вдруг, случайно выхватив из этой реальности забытую картинку сна. Сна ли? Что-то знакомое пронзает насквозь…
Колонной. С цветами, лентами, шариками. Идут. Идут по улице нерождённые дети. Я вглядываюсь в лица, пытаясь узнать.
НА СТОЯЩИХ
Есть у меня друг – куда бы ни пошёл, всё время превращается в столб… Всю жизнь знаю его – с детства таким и был. В принципе, ничего плохого в том нет, натурально, стоит себе, попирает небо и землю, пучит глаза свои добрые, да не понимает, что делать дальше. Бывает, посетует кто: «Семён, ну, ты, как всегда, в самом деле…» Но ничего особенного не происходит, обычно кто-то всегда подсказывает ему, куда двигать, и он охотно соглашается. У нас у всех, как правило, всегда есть ответы, как поступать дальше, а беда Семёна в том, что он думает над тем, что делать, да не может решить. Такой вот единственный думающий человек.
Наш посёлок давно уже стал окраиной большого города. Суета какая-то, маршрутки, новые люди. Неуютно стало. И Семёну теперь тоже неуютно. Раньше ведь все его здесь знали. По детству, бывало, ловили нас, нашкодивших чем-то, ругали, да и уши обрывали, и шлангом перепадало, а его только пожурят: «Сёма, Сёма, ну что ж ты с этими связался-то?» Знали все, что он и замыслить плохого не умеет, зато помочь всегда безотказный, вот мы его и втягивали в проделки свои. К примеру, черешню воровать, самую раннюю, майскую – как без него? «Сёма, подсоби!» Он – высокий самый, подсадит, хоть даже и над забором – крепко стоит, держит, терпит. А тут и облава! Крик, ругань! Все врассыпную, а он стоит, как столб, улыбаясь виновато…