Источник судьбы

– Если все сложится удачно, то ты не просто сможешь, а обязан будешь и пригласить меня в дом, и оказать всяческое гостеприимство, как своему родичу, – выразительно намекнул Рерик. – Я надеюсь, что ты проявишь благоразумие и мы обо всем договоримся к общему удовольствию.

– О чем он говорит, Бернульф? – Эвермод перевел взгляд на аббата. – С каких это пор норманны стали нашими родичами?

– Пока не стали, – ответил отец Бернульф, зябко потирая руки под шерстяным шазюблем. Опять дул влажный ветер, несущий капли холодного дождя, и все с неприятным ожиданием поглядывали на серое небо. – Но могут стать. И чем быстрее ты, сын мой, пригласишь нас к очагу, тем меньше тебе придется мучиться от любопытства.

– Давненько у меня не бывало отцов лет на тридцать моложе меня самого! – Эвермод наконец хоть слегка улыбнулся. Аббат Бернульф, его какой-то четвероюродный племянник, был еще довольно молод, а к тому же невысок ростом, худощавого телосложения, светловолосый, и напоминал сердитого подростка. – Заходите. Только ты прости, граф, но в моем доме поместится не более пяти человек, так что всем твоим придется обождать снаружи.

Его дом, несмотря на знатный род хозяина, и впрямь был совсем не велик. Вокруг очага, устроенного в земляном полу, могли разместиться человек десять, поэтому, кроме самого Эвермода и его старших сыновей, с Рериком вошел только аббат и двое телохранителей – Эгиль Кривой Тролль и Асвальд Лосось.

Дети в семье Эвермода, как Рерик заметил, принадлежали к двум разным поколениям – и такое бывает внутри одной семьи. Трое или четверо старших – он не вполне был уверен, где сыновья, а где зять – были лет по тридцати или около того и уже обзавелись своими семьями. Но хозяйка, встретившая гостей, была ровесницей этим сыновьям, а четверо ее собственных детей находились в возрасте от двух до десяти лет. Причем по ней было видно, что ей предстоит через несколько месяцев снова родить, и Рерик с одобрением подумал, что старый Эвермод, как видно, от дел отходить не собирается.

– Так почему же мы с тобой должны оказаться в родстве? – сразу приступил к расспросам Эвермод.

– Потому что дела складываются так, что я, возможно, женюсь на дочери твоего родича Альдхельма, – ответил Рерик.

– Это какой же дочери? – удивился старик. – Разве у него дочери уже выросли? Мы ведь не какие-нибудь франки, и я ему не позволю отдавать замуж дочь, которая сама еще ребенок!

– Ах, сын мой, ты и не замечашь, как быстро идет время! – улыбнулся ему Бернульф. – Старшей дочери Альдхельма уже шестнадцать, и самое время подобрать ей подходящего мужа. Ведь сколько я ни говорил вам, что таким знатным людям было бы очень уместно основать наконец в наших краях женский монастырь, ты на это не даешь своего согласия!

– И не дам! – отрезал Эвермод, с которым аббат и правда уже не раз заводил этот разговор. – Боги сотворили мужчин и женщин для того, чтобы они плодили детей, а не только молились.

– Рожденные ими дети в свой срок умрут, и их дети тоже умрут, и никому из рожденных не избежать смерти. Так к чему умножать число смертей и служить праху? Не лучше ли служить Господу и с ним обрести жизнь вечную? Подумай об этом на досуге, Эвермод. Но пока может случиться так, что твоя родственница станет графиней. А через нее, подумай только, ты окажешься в родстве с королями Франкии и Германии.

– Вот уж о чем я никогда не мечтал, – хмуро отозвался Эвермод. – От таких родичей нам одни беды.

– Однако теперь беду чуть не навлек на вас сам твой родич Альдхельм, – заметил Рерик. – Большую беду.

Он коротко рассказал о ссоре на пиру и о том, что дело едва не дошло до большого кровопролития, которое с трудом удалось остановить усилиями графини Теодрады и обоих аббатов. О попытке сжечь усадьбу они с Бернульфом по дороге уговорились не упоминать. Весьма вероятно, что услышав о таком, Эвермод наотрез отказался бы от родства с норманнами, а Бернульф и сам был не прочь прибрести родственные связи с графами, пусть и такие отдаленные. В этом случае Утрехтское епископство уж точно никуда бы от него не ушло!

Но и после краткого пересказа событий Эвермод помрачнел еще сильнее. Особенно когда Рерик объявил, что в знак дружелюбия и преданности своего рода он должен отослать в Дорестад двоих своих младших сыновей.

– Никогда не бывало такого, чтобы я отдал из дома своих детей! – резко ответил он. – И не будет, пока я жив! Если боги от нас отвернутся, лучше моим сыновьям погибнуть вместе со мной, чем стать рабами норманнов!

– Никто не говорит о рабстве. Если ты дашь согласие на мой брак с девушкой, твои сыновья будут жить в нашем доме, под покровительством своей сестры, и расти, как подобает людям их происхождения.

– А если не дам? – прямо спросил Эвермод. – Если я хоть что-то понимаю из того, что вы говорите, то дела у моего родича Альдхельма из рук вон плохи. Почему он сам не приехал?