Кадасла встала со своего места, чувствуя, как взволнованно загудел её генератор. Как давно она была здесь? Как давно ходила по мягкой траве дендрария и слушала журчание фонтанов, помогающее ей успокоиться? В Великом Храме Ауколис жили и учились представители всех народов Аревира, но для всех них Умвелотон стал домом, куда они возвращались. И теперь их дом лежал в руинах. По узким улочкам текли смрадные ручейки гноя и крови, в воздухе пахло падалью, а из разрушенных зданий доносились звериные звуки. Но хуже всего ощущались те эмоции, что застыли здесь вне времени. Беззвучные крики погибающих людей, отчаяние, страх, ненависть, злоба и предательство — эти чувства словно кнут били по Паладинам, в молчаливой ярости сжимавших кулаки. И будто бы в насмешку над ними, они ощущали триумфальный восторг, удовольствие от хорошо проделанной работы и эйфорию от удавшегося замысла. Рерар постарался сохранить Умвелотон не только для Дейриера и его «Тёмных Голосов», но и как монумент его блистательной победы над всеми идеями человечества. Никто, кроме него, не смог реализовать свой замысел по созданию «светлого будущего». Ведь никто и не учитывал, что оно создавалось не для людей.
— Храм… — прошептала Кадасла, увидев через псионические сенсоры гравилёта знакомые очертания.
Даже после смерти, их храм всё ещё выглядел величественно. Его своды, наполовину обрушенные, вздымались к небу каменными волнами, теперь такие беспомощные и дряхлые. А ведь когда-то они служили символами возвышения человека, мечтающего о чём-то более высоком, недосягаемом. Кадасла помнила этот храм ещё не таким большим. Первые Истоки, Велир, Дейриер, Сияна и Акило, создали лишь центральное здание, но все дворы, стены и прочие здания появлялись по мере вхождения в Хор новых новусов. Кадасла лично возводила монументальные каменные дуги у четырёх ворот головного корпуса, наделяя их свойствами отражения негатива. Правда, сейчас они практически обвалились — без её Конвентума они стали лишь бесполезными кусками камня.
Осыпавшиеся внешние стены изредка мерцали белыми сполохами в сумраке — Конвентум Соланиса Квинталя, вплетённый в их камни, до сих пор служил верой и правдой мертвецам. Даже спустя десять лет, Кадасла не могла не удивиться вере этого новуса, чей дух незримо довлел над нынешними обитателями. Рерару так и не удалось полностью вытравить его, равно как и незримое присутствие остальных Истоков. Генератор нот загудел быстрее. Пальцы предательски похолодели. «Они ещё здесь! — она отчётливо ощущала отголоски старой Песни и Хора, который её воспевал. — Этот подонок… он забрал их души! И теперь отдаёт Дейриеру и его выродкам в качестве источника силы!» Новая ноосфера щедро одарила падших псиоников Ауколиса за верность. Кадасла отдавала себе отчёт, что если бы обстоятельства сложились иначе, и «Тёмные Голоса» в нынешнем состоянии встретились в бою с боевыми воксами Ауколиса, то последние проиграли бы без шансов. У анимагенов же было преимущество в реакции и иных силах, помогавших им из другого уровня реальности. «Как ни крути, но судьба предрешена, — она усмехнулась, — мы вернулись домой. Мы вернулись к руинам нашего дома».
Как и многие новусы, возрождённые анимагенами, она не могла не скучать по старому храму, где обрела новую, полную смыслом жизнь. Можно сказать, они возродились здесь, узрев истину и обретя предназначение. Кадасла и предположить не могла, что когда-нибудь станет частью такого сообщества. Всю молодость она провела за штурвалами гравициклов, в байкерских клубах и рейдах на малые поселения за халявной выпивкой. И всё это время за ней присматривала Айла Фэнтора, одна из первых могущественных новусов Бенленского монастыря Ауколисс, мать Юмены, её подруги детства. Добрейшая женщина, излучающая покой — при ней даже взбалмошная Кадасла старалась вести себя тихо. К тому же, Айла постоянно вытаскивала её из разных передряг, в отличие от матери самой Кадаслы.
Эвра Виллон хоть псиоником и не являлась, но была тесно связана с Бенленским монастырём, являясь его юридическим представителем. За глаза и характер её называли «стальной фрейлой», и её нельзя было упрекнуть в излишней мягкости. Невероятно требовательная и прагматичная, Эвра была суровой матерью Кадаслы, а та из внутренней вредности, отвечала ей взаимностью. Даже открытие ноосенсорного «пси-фактора» не сбавило напряжения в их отношениях. Более того, Эвра считала, что Кадасла должна стать совершенным псиоником, тем более, что быть ноосенсом означало принять большую ответственность. Лишь когда Кадасла и Юмена отправились в новосозданный храм Ауколисс после Катаклизма Ойлигера, Эвра помирилась с дочерью, а спустя год умерла во сне. Наверное, именно тот акт примирения помог Кадасле преодолеть траур. И с головой, как она любит, погрузиться в новую жизнь ученицы Великого Храма Ауколисс.