Так, твердя себе, что она в безопасности и что никто ее не видел, но сама не очень-то в это веря, Кот достигла первой шеренги стволов. Мамонтовые деревья росли довольно близко одно к другому, что, учитывая их колоссальные размеры, было вдвойне удивительно. Когда Кот спряталась за стволом, имевшим не менее пятнадцати футов в диаметре и покрытым складчатой, точно гофрированной корой, ей сразу бросилось в глаза, что ближайшее, еще более толстое, дерево находится не далее чем в двух ярдах, зато самые нижние ветви расположены на высоте ста пятидесяти – ста восьмидесяти футов от земли. Они были так далеко, что становились видны только тогда, когда их освещали вспышки молний, и поэтому стоять между деревьями было все равно что между колоннами собора – слишком большого, чтобы он мог когда-нибудь существовать, а ощетинившиеся иглами ветви образовывали чудесный свод, вознесшийся на высоту пятнадцатиэтажного дома.
Скрываясь за стволом дерева, Кот с осторожностью выглянула из своего сырого и темного укрытия, чтобы бросить взгляд на дорогу.
За кружевными листьями папоротников, за серебристой завесой дождя ярко горели фары, и с каждой секундой их свет становился все ослепительнее. Потом послышался негромкий вздох пневматических тормозов.
Мистер Вехс остановился на шоссе, поскольку обочина была недостаточно широка да и мокрая земля выглядела недостаточно твердой, чтобы выдержать вес его фургона. Ему очень не хотелось перегораживать дорогу дольше, чем необходимо, хотя было совершенно ясно, что этим живописным шоссе мало кто пользуется, да еще в такой глухой час. Просто Вехс всегда чтил «Свод дорожных правил штата Калифорния».
Поставив рычаг переключения скоростей в положение для парковки и включив стояночный тормоз, он, однако, не погасил фар и не выключил двигатель. Плащ Вехс надевать не стал. Выбравшись из кабины, он даже не захлопнул дверцу.
Дождь выбивал барабанную дробь по асфальту, тихонько пел на металлических крышах машин, негромко шипел и бормотал в ветвях, словно хор, без слов выводящий старинную кантату. Эти звуки неожиданно понравились Вехсу – равно как и холод, запах плодовитых папоротников и обильно сдобренной перегноем мергельной почвы.
Несомненно, это была та самая «хонда», которая обогнала его несколько минут назад. Учитывая скорость, с какой мчалась по мокрой дороге беспечная девчонка, Вехс нисколько не удивился, обнаружив машину в таком плачевном состоянии.
Судя по всему, водитель не справился с управлением, «хонда» соскочила с шоссе и ударилась в дерево. Прежде чем мотор заглох, девица успела выехать из-под деревьев обратно на дорогу.
Но где же она сама?
Разумеется, навстречу могла ехать другая машина, водитель которой повез пострадавшую в ближайший медпункт, но это объяснение показалось Вехсу слишком громоздким, а главное – совершенно невероятным. По его подсчетам, авария произошла всего минуту или две назад.
Водительская дверца оставалась открытой, и Вехс, заглянув в салон, увидел ключи, торчащие в замке зажигания. Дворники продолжали обихаживать мокрое стекло, а задние фонари, свет в салоне и подсветка приборной доски все еще горели.
Отступив от машины, Вехс поглядел в ту сторону, куда вели следы машины, и увидел дерево со слегка поцарапанной корой. Заинтригованный, он внимательнее всмотрелся в темноту между деревьями по эту сторону шоссе.
Может быть, водитель, оглушенный ударом, выкарабкался из разбитой машины и в бессознательном состоянии забрел в лес? Даже сейчас эта девица может плутать в темноте, натыкаясь на стволы и все больше углубляясь в рощу. А может быть, она получила какие-то увечья и теперь, потеряв сознание, лежит где-нибудь на поляне среди папоротников?
Стоящие почти вплотную стволы образовывали путаный лабиринт, в котором деревьев было намного больше, чем свободного пространства. Пожалуй, даже в погожий летний день, когда солнце стоит в зените и на небе нет ни облачка, дневной свет проникает в эти темные коридоры только в виде длинных и тонких лучей, а непобедимая темнота продолжает клубиться у подножий могучих стволов, словно за их невообразимо долгую жизнь каждая прошедшая ночь оставила здесь свой осадок теней. Даже теперь, в преддверии скорого рассвета, чернота между деревьями столь беспримесна и чиста, что она кажется чем-то живым, хищным, настороженным и в то же время – зовущим.
Этот живой, клубящийся мрак неожиданно всколыхнул Вехса, заставил его затосковать о наслаждениях, которые – чувства подсказывали ему это – были вполне доступны, однако он никак не мог представить себе эти таинственные, наделенные могучей преображающей силой опыты. Быть может, глубоко в зарослях мамонтовых деревьев, среди стен, образованных складчатой корой, в какой-то неведомой цитадели звериной страсти, населенной мрачными, еще более древними, чем само человечество, тенями, поджидало его мистическое приключение.